Выпусти свет мой на волю, архангела сын!
Выпив грехи мои, дай мне свободу…
Вдруг, оглянувшись, замечу прелестное чадо,
Что, наклонившись ко мне, с любопытством взирает.
Смутно в очах его темных заметив Смирение,
Я припадаю с улыбкой к губам его хладным…
…Зеркало, тихо звеня, отвечало лобзанием.
Занавес
Ласкает ветер бледное чело…
Точеных рук изящное движение,
Признания трепет и в груди томление…
Прости, я ухожу тебе назло.
Взгляд мрачный томных глаз, дыхание с губ,
Целованных весной, сорвалось скрипом…
Последний вечер был мне люб:
Крейсируя в вине любви игристом,
Я не боялся опьянеть. То, словно паж,
Клонил главу пред молодою дамой,
То, вдруг бросаясь едкой эпиграммой
В господ, красавиц брал на абордаж.
Лишь ты, надменная, смеялась надо мной
И сыпала глумливыми словами,
Но, надышавшись винными парами,
Не кичилась уже своей красой.
Но свет погас и вновь затихла зала,
Забыв друг друга, гости разошлись.
Потух очей свет дивный и наряды,
Сияв всю ночь, вдруг потеряли шик.
И ты, бриллиант, сверкавший меж кудрей,
К утру весь блеск чудесный растеряла…
Туманит влага свет твоих очей…
Но слез твоих мне, гордая, не надо.
Ветер
Холод изранил клинком обнаженное тело,
Волны, кипя, бьют о камни седыми главами,
Ливень стегает по лицам, свистя озверело,
С кровью смешавшись, спадает на землю слезами…
Ломкие крылья подставив гневливому ветру,
Вижу, как яростно рвет он пушистые перья,
С криком протяжным кидая их в грозное небо…
Я Вас любил, милый друг, и как ветру Вам верил…
Тихо парив над землей, я в преддверии Рая
Дивно играл в облаках с непокорным Зефиром…
Что же теперь? В тьме горящее сердце бросаю
К Вашим ногам и от боли падения бледнею…
Ненависть в моде, но я не могу ненавидеть…
Скорбь, отразившись в глазах, в миг состарила лица.
Свергнутый ангел без крика разбился о скалы…
Я же пред смертью с тобою не мог не проститься.
Дыхание Смерти
Почувствовал дыханье на затылке —
Холодное дыхание могилы.
Так дышит Смерть: кладбища хладом, гнилью,
Широкий зев голодно раскрывая.
Я чувствую Ее прикосновения.
Все ближе, ближе… Не могу так больше!
И голос вкрадчивый мне шепчет в тиши:
«Жить в темноте страшнее»… Так схвати же
Меня, Костлявая, скорей за горло!
Одним движеньем оборви все нити.
Я не боюсь тебя, страшусь лишь боли…
Лежу в Ее объятьях… Припадает,
Прокусывая кожу, демон к сердцу
И, ненасытный, пьет воспоминания…
Вновь сам себя жестоко истязаю,
За сутки проходя все круги Ада…
О, сколько зла за жизнь я людям сделал
И сколько раз, предатель, был обманут…
Морена
Разбазарила Денница снопы чистого огня,
И святая Ночь-царица власть на время приняла.
Вот, наряд осыпав щедро кабошонами каменьев,
Словно пышные знаменья, развернула смог и мрак,
Перья вострые, как стрелы, черным ядом напитав,
Гордо плащ на плечи кинув, вознеслась Она над миром…
Вслед, что юный алагари, шли Князья, чеканя шаг.
Преисподней врат стальные, застонав, разверзлись крылья,
Тьмы ужасные творения взвыли, в люд вселяя страх,
И за Никтой полетели вскачь на огненных конях.
Зароптав пред Смерти дщерью, застилали дымкой дол
Среброликие видения, вдруг восстав из мглы ночной…
Все накрыто тенью, тишью… На погосте жизнь кипит.
Ночь, приданница младая, принимает волокит:
То, смеясь, перстом поманит, злато, сан, любовь сулит,
То, ярясь, бичом стегает и клянет чумою их…
Я бы так хотел, покаюсь, побывать на том пиру,
Что, клянусь, магнитом тянет на кладбище ввечеру.
Лишь туда, где Скорбь гуляет, полумраком дол залив,
Ночь меня с улыбкой манит, трон меж стел установив.
Игрок
Так глупо понадеявшись на чудо,
Я руку протянул и вдруг отпрянул.
Стоял безмолвно, словно бы раздумал —
На самом деле вновь заныли шрамы.