В 1977 году старший помощник капитана Валентин Цикунов перевелся из Сахалинского пароходства в Дальневосточное, гораздо более крупное, с современным большим флотом, заграничными рейсами и немалым количеством линий, опутывающих почти весь земной шар. Сахалинское же пароходство – совсем небольшое, с устаревшим малотоннажным флотом, предназначенным в основном для снабжения и обеспечения островной области с редкими лесными рейсами на Японию. Сразу же после перевода его как новичка направили на сугубо каботажное судно из серии «броненосцев» «Капитан Бондаренко», где он и прошел школу мужества среди штрафников и новичков, да еще в должности старпома, почти как в настоящем штрафбате, с разницей лишь в том, что не стреляли, но, как и там, выживали сильнейшие. Пройдя шестимесячное испытание среди распоясавшейся братвы «броненосца», Цикунов и на этот раз вышел сухим из воды: за время его старпомства не случилось ни одного чрезвычайного происшествия или чего-либо подобного, что могло докатиться до отдела кадров или парткома и в дальнейшем повлиять на его судьбу, естественно, не в лучшую сторону, и тогда не вылезать бы ему из каботажа и надолго забыть о производстве в капитаны, – но пронесло. Испытательный срок успешно пройден, и сразу же подоспели неотложные и очень важные дела: вступление в кандидаты партии и открытие визы после получения хорошей рекомендации с «броненосца». Беспартийный старший помощник, будь он хоть и семи пядей во лбу, никогда не мог стать капитаном даже чисто теоретически. Капитан рассматривался как представитель государства, наделенный многими правами, и членство в КПСС являлось обязательным. Ну а заграничная виза после проверки на всех уровнях, и в особенности органами КГБ, дающая право на выход за границу и получение паспорта моряка, открывалась на пять лет с последующим автоматическим продолжением, если за тобой не усматривалось серьезных грехов. Если же визу не открывали, то узнать причину отказа было невозможно; как тут обойтись без расхожей послевоенной поговорки: «КГБ справок не давал, он срок давал». Впрочем, визу могли и закрыть в любое время также без объяснения причин. Оформление цикуновских процедур ориентировочно занимало около двух месяцев, и без них никак нельзя было обойтись, в противном случае так и придется прозябать в должности старшего помощника на «броненосцах», от одного лишь напоминания о которых приходилось невольно вздрагивать. Семья жила в Находке, и Валентин попросил направить его на какое-нибудь судно в ремонте в Находку. Через несколько дней инспектор предложил место старшего помощника в стояночном подменном экипаже номер четыре, где капитаном был опытный старый полярник Феликс Гуревич, которому по возрасту и состоянию здоровья уже была закрыта дорога в плавсостав, и он уже несколько лет являлся капитаном стояночного экипажа. Экипаж подобрался возрастной и дружный, много лет работавший вместе и отлично знавший особенности своей непростой работы. Почти все работали и жили в Находке, что еще больше сближало и помогало взаимовыручке. Перед подменщиками стояла общая и единственная задача: с приходом линейного судна на бункеровку и смену экипажа как можно скорее отпустить штатный экипаж, который рвался домой, считая последние минуты, оставшиеся до встречи, хотя им ещё несколько часов трястись в автобусе или ехать в электричке, в зависимости от того, какой транспорт окажется раньше. За время их отсутствия необходимо принять бункер, снабжение, продукты, организовать ремонты радиооборудования и механизмов машинного отделения, если в этом была необходимость. На бункеровку, как правило, заходили линейщики типа быстроходных «писателей» югославской постройки или «художников» восточногерманской постройки, пакетовозы типа «Влас Ничков» польской выпечки, имеющие приоритет перед другими, до которых очередь доходила лишь в случае отсутствия линейных судов. При всем этом суда с американо-азиатских линий получали стояночные подменные экипажи в первую очередь. Бункеровка, как правило, занимала самое продолжительное время, необходимо было принять 2500 тонн тяжелого и порядка 500 тонн дизельного топлива и немалое количество разносортных масел. Пароходство предпочитало бункеровать суда в отечественных портах, поскольку цены за границей, в твердой валюте, и в советских родных рублях слишком уж разнились – и лишь одна заграничная бункеровка могла испортить полугодовые экономические показатели судна. На самом деле, правдоподобность такого сравнения была весьма сомнительна, но введенные финансовым управлением министерства системы отчета и перевода рублей в доллары и обратно являлись обязательными и никакому сомнению не подлежали, да и других критериев оценки работы судов просто не существовало, и насколько они соответствовали истине, пожалуй, не знали и сами финансисты. Как сказал герой гайдаевской комедии: «Волюнтаризм». На заход линейщика в базовые порты управление международных линий пароходства больше трех дней никогда не давало, разве что в исключительных случаях или из-за ожидания вхождения в расписание. Экипаж наконец-то получил долгожданную свободу после нескольких месяцев океанской болтанки, занятой бесконечной судовой работой, и с праздничным настроением, все еще не в состоянии до конца осмыслить скорое свидание с семьей и отягощенный сумками, свертками, пакетами с блестящей рекламой с колониальными товарами, закупленными за границей согласно ранее утвержденному списку семейных надобностей, спешил разделаться со всеми своими делами на судне или же оставить их на потом. Рекламные иностранные изделия сразу же бросались в глаза, и досужие таксисты уже с причала пытались договориться о ценах до Владивостока, прекрасно понимая, что в такие моменты моряки торговаться не будут, и заламывали соответствующие цены. Здесь же, на причале, в толпе встречающих и таксистов крутились и «жучки» всех мастей, желая получить и свою долю товаров с иностранными этикетками для последующей перепродажи с хорошим наваром, прекрасно понимая, что самая низкая цена – из первых рук, и на ней можно хорошо погреть эти же самые руки, перепродавая приобретенный у причала товар втридорога, так как члены экипажа не могли знать истинную цену на иностранные изделия в советских портах, да их это и не сильно интересовало. В стране жестокого дефицита на все иностранное колониальные товары обладали воистину космическим спросом, особенно предметы женского и детского туалета. Одежда и нижнее белье, рекламируемые иностранными журналами мод, не шли ни в какое сравнение с продукцией местных швейных фабрик давно устаревших фасонов и серой окраски, дающих спущенный им сверху план и никак не заинтересованных в следовании переменчивой моде и качеству материи изготовления, радующей глаз и счастливых обладательниц. Даже обычные колготки и чулки представляли ажиотажный интерес, и если где-то что-то «выбрасывали» на прилавки, в основном производства стран народной демократии, то мгновенно возникала змеевидная очередь и слышались тревожные возгласы: «Больше двух пар в руки не давать, а то другим не хватит». Для особо нуждающихся и нетерпеливых существовала барахолка, где продавалось множество привезенных моряками товаров, но цены были откровенно безбожными. Еще одна разновидность барахолки находилась во дворах поблизости от валютного магазина, в котором продавались качественные иностранные товары широкого перечня, включая элитные спиртные напитки и популярные марки сигарет, но для отоваривания в его стенах требовались чеки ВТБ, зарабатываемые моряками и рыбаками в загранрейсах, и их цена напрямую зависела от популярности и ассортимента на полках этого магазина.