Она замолчала. Чашка в ее руках слабо звякнула.

– Еще до того, как ты появился на горизонте, очень давно, моя мать сказала мне: «Если у тебя будет хватать времени и на учебу, и на парня, то значит, хватит и на домашнюю работу. Сама себе будешь готовить, стирать и гладить». Я это на всю жизнь запомнила. Так вот, Саня… Хватает у тебя сил взрываться, как ты выражаешься, на работе, выгорая там «до нуля», тогда ты должен и дома, для меня, так же выкладываться на полную, а не приходить и падать с видом великомученика.

Интересно, сколько раз нужно пнуть труп, чтоб он встал и захрипел? Санька осторожно поднялся и подошел к Ангелине Павловне вплотную. Ближе, черт побери, ближе… Вот так, чтоб бортик столешницы врезался тебе в спину, дорогая. Чтоб отступать было некуда. Ибо ты сделала невозможное, подняла труп на ноги, выдав такой заряд ярости… Ха. Вот оно как работает, оказывается. Плюс или минус – почти не важно. Как в стихотворении Асадова про летчика, замерзающего в снегах.

Ну, так лови ответную волну.

– Я не должен этого тебе, – прошептал Санька, сжимая женские плечи. – Ты сама освободила меня от этого. Очень давно освободила. Помнишь тот долгий разговор? Нет? Ты сказала, что я выжигаю тебя. Что тебе тяжело жить на таких постоянных и сильных эмоциях, как мои. Ты хотела, чтоб я научился жить без тебя… Верного пса, обожавшего тебя до потери пульса, ты оттолкнула, потребовав, чтоб он превратился в кошку, которая гуляет сама по себе и заглядывает помурчать, когда тебе этого хочется… И я выполнил твое желание. Невозможно любить и одновременно обходиться без. «Одно другому не мешает» здесь не прокатит, понимаешь?

Санька чувствовал, как под его напором Ангелина Павловна вынуждена выгибаться назад. Звериная волна превосходства мужской силы поднялась в душе, сметая напрочь все моральные защиты. Но последняя, самая сильная блокировка, осталась цела и превратилась в плотину. Слова истины вдруг слетели с Санькиных губ, и он с потухшими глазами сделал шаг назад.

– Я выгорел до нуля по отношению к тебе, веришь ли. Ты добилась своего. Я больше не люблю те…

Грохнула входная дверь, и вопль Катьки не дал Саньке закончить фразу.

– Ма-а-ам? Пап? Вы дома?

– Дома, – ответила Ангелина Павловна в пространство, отлепляясь от столешницы.

Нужды заканчивать фразы не было. В ее глазах Санька видел, как он умирает. Медленно и мучительно, по всем правилам «Молота Ведьм». Прости, я давно должен был тебе это сказать. Но, наверно, все дело в Линь. Она творит страшные вещи. Учит быть искренним. И жить наотмашь.

Они оба вышли в коридор, стараясь не касаться друг друга. А у входной двери стягивал с себя лакированные туфли высокий молодой человек вида манерного и чуть застенчивого. Катька, прикрыв спиной гостя, сделала шаг вперед.

«Мам, пап…»

– Мам, пап…

«Это мой жених, _вставить нужное имя_»

– Это мой жених, Сергей. Он сделал мне предложение.

Ангелина Павловна сдавленно охнула. Хм, а может это просто порода просела под истуканом с острова Пасхи? Санька обогнул скульптурную композицию «мама и ее дочь, приведшая в дом котенка/щенка/жениха», и подал руку парню.

Крепкое рукопожатие. Взгляд глаза в глаза. Ничего еще о тебе не знаю, гость, но ты заходи, располагайся. Я доверяю своей дочери.

– Сергей Атаманов.

– Александр. Добро пожаловать в семью.

Непредсказуемый по длительности путь на работу в это пятничное утро Санька решил провести с пользой. День «Ха», как всегда, наступил внезапно, и мысль о профотборе тюкнула в темечко одновременно со звоном будильника. В лучших традициях русского менталитета – учить ответы на экзамен даже не в ночь, а с утра пораньше. «Однако раньше за тобой такой безалаберности не наблюдалось», – сонно заметил зануда, переворачиваясь на другой бок. Санька тихонько хмыкнул. Как там, с вами поживешь – позеленеешь.