«Непростительный акт вандализма», – сказала ей мама этим вечером вместо «спокойной ночи» и оставила дочь размышлять над поведением. Поля не понимала, о чём речь, но с тоном мамы нельзя было не согласиться. Однако от переживаний глаза слипались, и она позволила себе отложить сложный процесс размышления на завтра. На кухне тихо переговаривались родители.

– Сможешь починить? – без надежды в голосе спросила Оля мужа, протягивая ему часы со стёклышком.

– Опять Полька мародёрничала? – спросил он, разглядывая поломку.

– Опять, – вздохнула Оля. – Ты мне всё обещал замок на дверь поставить.

– Оль, может, пора все-таки разобрать этот мавзолей? – Андрей отложил часики в сторону, осторожно удерживая стекло.

Ольга промолчала.

– Ну или хотя бы не прогонять оттуда Польку? У бабули столько духов осталось, открыток всяких, чемодан с лоскутами и пуговицами, фотоаппарат старый – да чего там только нет! Это же целый клондайк для ребёнка.

Оля не отвечала.

– Малыш, ну в самом деле? Всё это лежит уже несколько лет и только пыль собирает. Да и тебя расстраивает постоянно. Ты как зайдёшь туда, так плачешь. Часы опять же эти! – Андрей кивнул в их сторону. – В них же нет ничего ценного! Может, уже стоит дать этим вещам новую жизнь?

– Полинка их испортит, – выдавила Оля.

– Да и пусть! Ну для чего они тебе, если не для неё? – ответил Андрей. – Бабуля была бы только рада. Ты же сама рассказывала, как она давала их тебе поиграть. Ну почему ты не можешь позволить этого Полине?

– Я подумаю, – только и смогла ответить Оля.

На следующий день шкатулка вместе с золотом и брошью лежала в Олином шкафу, но уже без часов.

– Поля, дружок, подойди ко мне, – позвала Оля дочь.

В комнату, часто шлёпая босыми ногами, вбежала Полька, быстрым движением руки смахнула отросшую челку с бровей и вопросительно устаивалась на Олю.

– Нравятся? – спросила она, поднимая часы на ладони.

Полька жадно блеснула глазами, но ответить что-либо побоялась.

– Они твои.

Девочка недоверчиво глянула на мать, пощупала взглядом её намерение и, сделав вывод, что за ним не кроется никакого подвоха, протянула руку. Часы соскользнули в маленькую ладошку. Полинка зажала их в кулачке и замерла, впитывая кожей их присутствие.

– Ух ты! – шепнула она, разжала ладошку и нырнула ею в кольцо браслета, перехватив часики другой рукой.

– Давай помогу застегнуть, – сказала Оля.

Полина протянула руку с часами, и Оля взялась за замок. Тот оказался туже, чем она его помнила, непослушным и вёртким, как Полинка.

– А помнишь, донюшка, – вдруг небрежно и немного певуче сказала Полина, – как когда-то я на тебе их застёгивала?

Оля оторопела и уставилась на дочь. Из-под пушистых по-детски закрученных ресниц на неё смотрели глаза зрелой, прожившей многие года женщины. Даже цвет их стал будто бы потускневшим. От неожиданности и благоговейного страха пальцы Ольги разжались и выпустили застежку. Часы соскользнули с Полинкиного запястья и звякнули об пол. Девочка вздрогнула, моргнула и – вот ей-Богу! (Оля могла бы поклясться чем угодно) – глаза Полинки тут же оставили то пугающе взрослое выражение и снова стали по-детски наивными и привычно тёмными.

– Что ты сказала? – вопрос получился глухим и трескучим.

Вместо ответа Поля подняла часы и затараторила плаксивым голосом:

– Мамочка, прости, я правда-правда нечаянно.

– Что ты? Ты тут ни при чём! – Ольга схватила дочь и прижала к себе. – Не переживай!

Полинка обмякла в маминых объятьях, расслабилась.

– Нравятся? – спросила Оля

– Очень, – шепнула та в ответ.

– Они теперь твои.

Полька вывернулась из материнских рук и побежала к себе в комнату: