– Ты о чём, Боря? Я не Берёзкина.

– Ты шутишь?

– Я не шучу. Открывай каюту, хватит артачиться. В каком кармане у тебя ключи? В правом или в левом?

Мариша засунула обе руки в карманы Боре, от неожиданности Боря инстинктивно отшатнулся, но Мариша успела вытащить из правого кармана Бори связку ключей.

– Откроешь сам или я открою? – как колокольчиками позвенела ключами Мариша.

– Мариша! Подожди! Я чего-то не соображаю ничего. Это ром откуда? – Боря подозрительно рассмотрел бутылку, – Откуда этот ром?

– Боря, я не знаю, какие ключи. Открывай, давай, я писать хочу.

Боря на секунду протрезвел, послушно взял ключи и открыл дверь.

– Мариша! Откуда этот ром?

– Его пираты привезли! Боря! С тобой всё нормально?

Боря стоял в проёме открытой двери, держа в руках ключи, и пытался поймать равновесие, хотя яхта не покачивалась.

– Мариша! Проходи, там туалет в углу, а я здесь подожду.

– Да ты что, Боря! Это уже не смешно!

– Мариша, делай свои дела и возвращайся. Мы же не имеем права здесь быть.

– Боря! Не канючь!

Конон подошёл к Марише. Он хотел её поцеловать в губы, но не решился, хотя Мариша тянулась к нему.

Мариша взяла Борю за руку и втянула в каюту. Дверь захлопнулась. Мариша оглянулась на Борю и ноги её подкосились. Конон успел только схватить Маришу, как снотворное подействовало и на него. Он хотел было отнести Маришу на кровать, но ноги его сделались какими-то ватными, и он упал вместе с Маришей на ворсистый ковёр, выронив из рук ключи, которые залетели в карман форменного кителя старпома Мариши.

Вставка № 2

Паруса порвались. Их лоскуты трепыхались, как флажки забытого семафора на фоне ушедшего за горизонт Солнца и растворялись в быстро наступающей темноте.

Кучина выбежала на наружную палубу и огляделась.

На палубе никого не было.

– Миша!!! – перекрывая рёв десятибалльного шторма, закричала она.

Кучину окатило волной, она упала и покатилась в потоке воды по палубе. Врезавшись в борт, она завизжала, увидев прыгающую рядом с ней серебристую сардину.

Кучина брезгливо схватила сардину за хвост, выбросила её за борт и прищурилась, стараясь разглядеть в мареве брызг рулевую ходовую капитанскую рубку, в прямоугольном иллюминаторе, которого маячил размашистый силуэт.

– Миша! – радостно закричала Кучина, – Миша!

Хлебнув очередную порцию солёной воды бушующего океана, с мыслью «а не слишком много я пью на ночь солёной воды?», обливаемая волной, Кучина вскочила и побежала по палубе, хватаясь за ванты, чтобы удержаться, и, теряя равновесие, вцепилась в поручни трапа.

Переждав, пока яхта ухнет с десятиметровой высоты и начнёт снова подниматься на гребень следующей волны, мокрая до нитки Кучина, взобралась по трапу, вместе с потоком воды, ворвалась в рулевую капитанскую рубку, и схватила за руку стоящего у штурвала Скороходова.

– Миша! Прости меня! Я не заснула.

– Иди в кубрик!

– Нет! Я должна быть с тобой.

– Это капризы!

– Какие капризы? Где все?! Почему на яхте никого нет?

– Иди в кубрик, кому говорю!!!

– Миша! Нет. Я с тобой! Мне одной страшно.

– Я тебе не верю!

– Честно.

– Не верю.

– Хорошо, Миша, дай порулить! У меня же есть диплом!

– Иришка! Держи штурвал!

Кучина не ожидала, что Миша согласится так быстро.

Она опрометчиво вцепилась в штурвал и не успела даже мгновением насладиться контролем над яхтой, как оказалась в руках Скороходова, который схватил её, оторвал от штурвала и поставил яхту на автопилот.

– Миша!!! Я просто хотела порулить! Миша! Ты не понял!

– Всё я понял, Иришка! – сказал благородный Скороходов и, держа Кучину в руках, вышел из ходовой рубки, захватив со стола рукопись в переплёте, и засунув её под ремень на штанах.