– Похоже, мы зря в это ввязались.

– Теперь об этом поздно говорить. Надо довести дело до конца. Чувствую, добром не кончится.

– Какое ты добро хотел? Ты сам согласился подзаработать. Это мне надо переживать – старуха накаркала про моего первенца. Откуда она узнала, что моя жена беременна? Я сразу об этом не подумал даже, вернее, забыл!

– Ведьма она и есть ведьма. Зря мы так с ней обошлись. Сказали бы, что не нашли никого и дело с концом.

– Заткнись, раскудахтался. За эту девку заплатя больше, чем за всю партию. Боялся, так нечего было идти со мной.

– Не боялся, а пожадничал. Ты обещал хорошо заплатить.

– Значит я во всем виноват? Духи все видят. Обещал – заплачу. Насчет старухи, вот что тебе скажу – дело сделано и духам все равно, кто приносит им дары и откуда они. Закажем нашему колдуну обряд, больше заплатим и духи успокоятся, если они вообще заметили, что одной старухой стало меньше. Старые никому не нужны. Я вот уверен, что до старости не доживу и очень даже этому рад. Не хочу такой судьбы, как у нее. Никто не защитил. Что она могла? Кроме того, что наболтать всякой чуши и попытаться запугать. Она умерла, значит она смертна. Духи вечны и им надо чем=то питаться, сами то они не себе подношения не приготовят. Откупимся!

"Охотники" успокаивали себя беседой, но в душе было по-прежнему неспокойно.

– Ты все правильно разложил. Я бы так не смог. Почему тебя не сделали вождем?

Старший метнул на собеседника настороженный взгляд – над ним насмехаются или это такой подхалимаж? Бесхитростное и туповатое лицо подельника успокоило.

– Духи, как люди – любят подношения, – продолжал тот, не получив ответа на свой вопрос – это был своего рода "комплимент", не более того, как старший в банде и подумал.

– Духи, как и люди, разные. Надеюсь колдун знает, с кем из них иметь дело. Прибавить ходу!

Отряд уходил все дальше в полной тишине. Дорога становилась труднее и на разговоры сил не оставалось ни у кого. Гнетущее настроение и не думало покидать старшего. С каждой минутой паника в его душе нарастала все сильнее. Он шел и твердил про себя:

–«Будем надеяться, что хотя бы девчонка не колдунья. А те духи, кого мы обидели, не будут злопамятными. Своего первенца мне придется поберечь.»

Бенун слышала лишь часть разговора. Если бы ее спросили, она бы ответила:

– Несчастные, если бабушка сказала, что ребенка принесут в жертву, значит так и будет. Никакие обряды не помогут. Жертва уже обещана духам! Слово колдуньи, да еще при таких обстоятельствах, в мире духов – закон.

Судьба младенца ее не волновала, тем болеетого, кто приглянулся Абику – у каждого своя судьба. Этому ребенку было суждено умереть, значит духи избавили его от ожидания. Проклятье колдуньи было всеголишь предвидением, предупреждением. Ребенка можно было заменить богатым подношением, откупитьсяот Абику. Она в обмен на жизнь своей внучки давала "охотникам" шанс, которым они не воспользовались. Бенун ничего не знала про Абику и не могла даже представить, что в ее бабушке жило зло. Она жалела о том, что не уделяла должного внимания советам бабушки – учиться у нее, пока она жива – отнекивалась и хитрила:

– Очень хорошо – ты будешь жить, пока я всему не научусь, а это случится не скоро – у меня не все получается.

Бабушка неодобрительно качала головой и становилась грустной. Увы, она видела будущее, в отличие от Бенун,которая так и не удосужилась овладеть искусством – проникать сквозь время, следуя по узелкам нити жизни, которую надо было еще отыскать в хаотичном сплетении других нитей. Она слышала «голос», который давал ей подсказки, но отнеслась к ним легкомысленно потому,что была юной и беспечной.