– Ты мой слааадкий!

Белка повесилась на Михаила и попыталась поднять ноги, согнув их в коленях. Он стоял как столб, девушка отодвинулась.

– Ну, не очень-то и хотелось. Дуешься? Что я поздно? Так я последняя из такси вышла – сначала девчонок развезли. Молчишь? Это из-за того, что я без тебя была? Могу я хоть разочек сама гульнуть? Ты же тоже один был.

– Был.

– Ладно. Я в душ.

Михаил вернулся в кухню и закурил. Ну вот, жива-здорова, никуда не делась. Все хорошо. Ну, поживем – увидим, как говорят французы. Пошли спать.

В спальне он расстелил кровать, потынялся по углам и увидел два золоченых крючка, которые он ввинтил в стену на высоте двух метров пару месяцев назад в промежутке между шкафом и дверью, затем он повыдвигал ящики своей тумбочки, пошарудел там и закрыл.

Вошла Белка в халате, сняла его, походила по спальне голой, зачем-то понаклонялась, достала из шкафа и натянула на себя сетчатые черные колготки с отверстиями спереди, сзади и по бокам – казалось, что это пояс с подвязками и чулки. Михаил сидел, опершись на спинку кровати. Белка залезла на кровать и стянула с него трусы, улеглась напротив и стала пальцами ног шевелить у него в паху.

– Ну, чего это он у тебя такой грустный? Ты устал?

– Я устал.

– А я девчонкам фото показывала.

– Какое.

– Где ты мне на ноги кончил.

– Ну показывала и хорошо.

– Ты не злишься?

– Нет.

– Нет? Совсем?

– Совсем.

– А он все грустит. Слушай, у тебя есть тут наручники?

– Есть. Тебе зачем.

– Дай мне.

– Держи.

Белка поднялась, пододвинулась, взяла наручники и защелкнула их вокруг мошонки Михаила, потом вернулась назад, улеглась на спину, опершись на локти, и продела пальцы правой ноги во второе кольцо. Она подняла ступню, подвигала ею вправо-влево, потянула вверх, подергала.

– Не нравится ему? Вижу, не нравится. Ладно, снимем. Может, на меня наденем? Нет? Ну Мишка! Это ты из-за той фотографии?

– Да мне все равно, что ты там кому показываешь.

– В фейсбуке.

– Нет. Я и не видел никакой фотографии.

– Вот брихун. Из-за комментов?

– Да плевать я хотел на все комменты. Только мне и дел есть, что читать комменты разных коцнутых пидоров.

– Ну не злись, Мишунчик. Это и не я ее повесила.

– Да, я понял, сама повесилась.

– Это Дашка нас фотографировала, а потом и нажала «поделиться».

– Конечно. Я все понял. Одни враги кругом. Только Дашка там рядом с тобой сидит.

– Так ты ж не видел!

– Ну видел.

– Значит, из-за нее.

– Я просто устал. Давай спать.

– Ну я не могу так спать! Ну поругай меня, покричи.

– Не хочу я тебя ругать.

– А я знаю, что ты сейчас хочешь.

– Ты цыганкой заделалась?

– Ты хочешь меня побить.

– Какая прозорливость.

– Ну так давай!

Белка вскочила и улеглась поперек ног Михаила на живот. Он ляснул ее ладошкой по попе.

– Все. Индульгенция выдана. Иди ложись. Спи.

– Ну нееет, это не считается! Давай по-настоящему!

– По-настоящему? Ладно. Будет тебе по-настоящему. Вставай. Надень свое платье.

– Какое?

– В котором была.

– Ладно.

Белка достала из шкафа «шанельное» платье и надела. Михаил поднялся с кровати, взял из тумбочки еще одну пару наручников, подошел к девушке и защелкнул их у нее на запястьях.

– Пошли.

Он подвел ее к закутку между шкафом и дверью, повернул лицом к стене, поднял руки и зацепил кольца наручников за крючки, потом раздвинул ноги и задрал платье, просунул руку меж ее бедер, погладил ляжки, нашел губы, потрогал пальцем клитор, взялся ладонями за ягодицы и сжал их.

– Ой, Миша… давай уже скорей…

Михаил вернулся к своей тумбочке и нашел кожаную хлопалку, которая валялась там сто лет без надобности – когда-то он принес ее, чтобы сделать фото для своего сайта. Он подошел к Белке, прошелся левой рукой по гладкой розовой коже попы, а правой вполсилы хлопнул по ней, девушка охнула и обернула к нему лицо.