Летом сюда выходят покурить, зимой – запирают до весны. Чтобы холод не лез за порог.

Мороз кусает кожу, холодный ветер бросает в лицо горсти снега. Осторожно выглядываю между листов шифера, посаженных на металлический каркас. Внизу сонный освещённый фонарями сквер. Дремлющие в ожидании хозяев машины у обочины узкой дороги. И – ни души.

Замечательно!

Осторожно перекидываю ногу через ограждение. Начинаю безумный спуск. Бетон под ногами предательски скользит. Взгляд невольно падает вниз. Три этажа – вроде бы не высоко, ерунда… а поди ж ты, страшно!

Но… отступать некуда. «Щедрые работодатели» взяли меня в осаду, и, честное слово, никакого желания оставаться у врага под носом нет. Как ещё выбраться? Милицию вызывать? «Помогите, мне угрожают в Канве и реальности…».

Переставляю руки, хватаюсь одетыми в перчатки ладонями за перила. Холодное железо не хочет отпускать: дерматин прикипает к нему на холоде.

Не сдаюсь, ползу дальше. Уже сейчас идея побега не кажется столь светлой. Единственно правильной. Может, лучше было не рисковать, остаться?..

Ещё шаг. Достигаю козырька лоджии второго этажа. Приходится лезть чуть левее, к желтеющей газовой трубе. Вздыхаю. Эх, будь сейчас лето! Можно было бы слезть по ней.

Закусив губу, спускаюсь ещё ниже. Здесь, в ночной тишине, особо чувствуется и мороз, и страх, от которого деревенеют мышцы. Половина пути пройдена. Рюкзак за плечами становится вдруг непомерно тяжёлым, неудобным. Пальцы – словно деревянные. Их разгибаю с трудом, не то что цепляться.

Моё лицо напротив заиндевелого стекла. Вот соседям радость будет, если увидят мою перепуганную раскрасневшуюся морду.

Ногами нащупываю опору. Тело вытягивается струной, так, что короткая куртка, свитер под ней, задираются. Холод лижет живот, по телу бегут мурашки.

Я дотягиваюсь правой рукой до перил соседского балкона. Хватаюсь.

И в этот момент случается то, что должно было случиться этажом выше. Левая рука выскальзывает из перчатки. Непроизвольно откидываюсь назад, подошвы скользят. Чувствую, что лечу вниз – но правая рука ещё держится за металл. Недолго – кисть от резкого рывка сводит болью, пальцы разжимаются.

Задев напоследок плечом козырёк балкона первого этажа, падаю. Мир вращается перед глазами. Волнующее мгновение невесомости – и вот я в жёстких объятиях сугроба.

Лежу, боясь пошевелиться. Перед глазами сыплющейся с неба снег. Массив двенадцатиэтажки, бельма фонарей.

Меня трясёт от нахлынувшего адреналина. Так, что встать получается только с третьего раза. Правая рука на каждое движение отзывается дикой болью. Невольно прижимая её к груди, осматриваюсь: не видел ли кто моего позора?

Улица так же тиха и сонна. Люди сладко нежатся в объятиях Морфея. Лишь в нескольких окнах горит свет – пробудились ранние пташки. А я… внизу, и… живой!

– Знай наших, – бормочу.

До ушей, через пелену шума крови, доносится звук автомобильного двигателя. Поднимаю глаза – прямо напротив меня, шурша покрышками, останавливается иномарка. Чёрная, с тонированными стёклами – всё как положено. Боковая дверь открывается, из машины выходит рослый незнакомец, с хорошей осанкой, будто вместо позвоночника – черен. Лишь краем глаза успеваю отметить, что лицо у мужчины довольно интеллигентное. Несмотря на впечатляющий разворот плеч.

Не медля ни секунды, зайцем выпрыгиваю из сугроба. Ещё рывок – я скольжу по асфальту. На дорогу выбегать бессмысленно: перехватят. Мчусь под самыми окнами; мимо пролетают голые палисадники, чужие подъезды.

Голова работает похлеще любого компьютера, вычисляет, где лучше проскочить, бегу так, чтобы слева меня прикрывал частокол хиленьких рябин, целые горы снега, заботливо собранные работниками ЖЭКа.