– Разве дружба так строится? – удивлённо вскидывает брови девушка. – Это партнёрство.

Бросаю на пряху недовольный взгляд:

– Это Канвианская модель отношений. Ты мне – я тебе. Чем дольше знаешь человека, тем больше доверия. Для нас это дружба.

Отворачиваюсь. Каблуком сапога топчу белёные инеем ростки травы.

– Здесь каждый встречный-поперечный может убить, – продолжаю. – Или обмануть. В Канве делать это проще, чем дома. Мы бессмертны. Поэтому доверие – самое главное сокровище.

– Ты утрируешь, – тихо говорит девушка. – Иллюзорники – добрые люди.

– Да. Пока никто не видит.

Закидываю рюкзак за спину. Осторожно, чтобы не упасть, начинаю спускаться вниз. Ладонями цепляюсь за сухой репейник – подошвы скользят. Надо было внимательней выбирать обновку.

– Не обращай внимания, – слышу за спиной голос Дана.

– Я всё понимаю, – отвечает Анна. – Это возрастное, наверное.

– Нет, – жёстко обрывает её друг. – Издержки профессии. Ломает характер. Он таким не всегда был. И в людей верил.

Я и сейчас верю. Просто трезво смотрю на вещи. Есть иллюзорники порядочные, и не очень. Есть и откровенные сволочи, могущие возле самых ворот всадить стрелу между лопаток. Группа бродяг, возвращающихся из похода – жирный куш. На чужом успехе готовы поживиться не только разбойники. Но и люди, с виду, благополучные.

Продираюсь сквозь заросли, выросшие на обочине. Дорога вновь, как и многие разы до этого, стелется под ногами пыльной змеёй. Одна из многих нитей мирового узора, видных каждому.

Кыш устроился на отшибе. За широкой лентой реки, в тени старой дубовой рощи возвёл башню. С одной стороны удачно: соседей не видно и не слышно. С другой стороны, под боком чужие земли. Нет-нет, да и забредает дикий зверь. Или кто похуже.

Элементалист сейчас дома. В самом верхнем окошке ярко горит огонёк. Издалека Кышева башня напоминает древний маяк: нарочито-грубые стены серого камня, узкая обзорная площадка.

Мы не успеваем подойти к башне и на половину километра, как замечаем признаки бурной деятельности фриков. У деревьев срублены нижние ветви, на земле – чёрные пятна кострищ. Пальцами трогаю золу. Холодная. Здесь у них была стоянка. Интересно, давно ли ушли?

– Пройдёмся по берегу, – предлагаю.

– Добро, – кивает Дан.

Выбираемся из рощицы. Песок под ногами влажный, неприятно чавкает, пачкая мыски сапог. Высматриваю следы. Их не приходится долго искать. Вот здесь – отпечатки раздвоенных копыт. Они тянутся цепочкой вдоль воды, теряются в жухлой траве.

Не стоит обманывать себя: это не дикие козы. Импы – одна из многих разновидностей фриков. Мелкие, на первый взгляд кажущиеся противником несерьёзным. Так оно и есть. Если имп один. Но эти зверята поодиночке не ходят.

– Вроде ничего серьёзного, – вздыхаю. – Но чтобы найти этих задранцев, придётся изрядно попотеть.

– Чего им тут надо? – спрашивает Хома, усаживаясь на поросшую осокой кочку.

– Покушать заглянули, – отвечаю. – Отсюда удобно делать набеги за скотиной. Смоются при случае.

Волна с плеском лижет берег. Окунаю носок в воду, тщетно пытаясь смыть грязь. Замечаю воткнутые на мелководье рогульки. Рыбачили, значит.

– А от нас не смоются?

– Вряд ли, – говорю. – Нас всего четверо. Импы наглые. Убегают лишь когда на горизонте толпа разъярённых огородников, человек в тридцать.

В голове рождается план. Может статься, что нам не придётся долго искать нарушителей спокойствия. Сами выйдут к нам, за лёгкой добычей.

Нахожу в песке полосатую раковину перловицы. Задумчиво кручу её, затем бросаю в воду. Волны с плеском смыкаются над моллюском. Не получилось сделать «лягушку». Никогда не получается.