Грин думал, а голос болотника все скрипел у него в голове: «Мы не говорим с колдунами и не приближаемся к ним. Им все равно – вы, люди. Или мы, бесы. Колдуны вообще не из нашего мира. А потому они не жалеют никого».

Но кто-то же дал им эту силу? Откуда-то же она взялась?

Мятежный бодро шагал рядом, сияя расцарапанным лицом – оскорбленная болотница все же наградила его памятным подарком. Царапины, глубокие и сочащиеся кровью, украшали левую щеку и шею, исчезали даже под футболкой. Мятежного это интересовало в последнюю очередь, он довольно жмурился, подставляя лицо заходящему солнцу. Тут Грин был готов отдать ему должное – хочешь скорее прогнать малых бесов и последствия встреч с ними, иди на солнце. Благородное дерево, огонь, солнце, острые предметы и собственные таланты. Малые бесы боялись ритуалов, но обезумевшие перестали бояться чего-либо вообще. Мятежный мягко подтолкнул его локтем, вырвав наконец из мрачных мыслей.

– Если скажешь, что это было не впечатляюще, то ты начисто лишен вкуса.

Грин не заметил, что довольно ухмылялся все это время, подобные вылазки были в равной мере жуткими и подогревающими кровь.

– Тебе расцарапали все лицо, Марк. Это действительно впечатляет.

Говорить было легко, еще легче было на секунду забыть о колдунах, хотя все присутствующие прекрасно понимали, что о них забывать нельзя. Или Мятежный делал вид, что понимал.

Колдуны не из нашего мира…

Они подошли к машине. Пока Грин шарил в багажнике в поисках аптечки, Мятежный продолжал довольно ворчать что-то на предмет недавней победы, хотя это нельзя было назвать победой в полном смысле слова. Если уж на то пошло, им нельзя было даже отпускать взбесившуюся болотницу, но был уговор. Про Валли часто говорили, что она слишком много прощала своим воспитанникам или что она слишком мягка по отношению к бесам. Валли же говорила, что это мы пришли в их мир, а не они в наш. И мы должны относиться к ним с уважением.

Мятежный не был сентиментален по отношению к бесам или кому-либо еще, Грин смутно подозревал, что он бы с радостью ввязался и в драку с болотником, одержимый единым суицидальным порывом, и что единственная причина, по которой он этого не сделал, – это Грин. Потому что Грин кинулся бы его спасать. Потому что он терпеть не мог насилия. Потому что. Причин было множество, Мятежный, в свою очередь, предпочитал прикидываться нерешаемым пазлом и выкручивал каждую свою эмоцию до предела.

– Поворачивайся, приведем тебя в порядок.

Мятежный обернулся тут же, в голове у Грина прозвучали Сашины слова: как всегда, в десяточку, как всегда, выбивающие из колеи. Он только с тобой бывает послушен. Ты скажешь: прыгай. И он прыгнет. Валли подобное мастерство обращения с Мятежным и не снилось. Саша, которая наотрез отказалась ехать с ними (не в первый раз) и, скорее всего, сейчас с умным видом читала книжку, скроллила соцсети или просто гуляла по городу, лето же. Саша, которая, даже отсутствуя, умудрялась видеть их насквозь и быть правой на сто процентов.

Пока Грин обрабатывал ему лицо, Мятежный не двигался с места, стоял как влитой и даже дышал будто бы через раз. Видеть его настолько неподвижным было как минимум непривычно, как максимум обезоруживающе.

– Тебя это убьет однажды, знаешь? Пусть не болотница, но найдется противник, которого ты точно так же нелепо недооценишь. И он достанет тебя. Если не перестанешь быть настолько безрассудным. – Мятежный не дернулся, только улыбнулся шире. Ты смешным это находишь? В самом деле? Смешным? Это для Грина было почти обидно, если бы он мог тратить оставшееся ему время на пустые обиды. То, как небрежно Мятежный распоряжался своей жизнью, бросаясь в любую передрягу, когда рядом стоял он, Грин, который яростно хотел жить. Это не казалось ему честным. И потому он молчал, в этот раз и множество других. Мятежный отозвался негромко: