– Я Вилл, – слабым голосом ответил мальчик. – Они его убили? – спросил он уже менее затравлено.

– Да, стражники его изрубили, – решил соврать Кэй. Парень был сильно напуган. Он боялся не столько мастера Арвуда и окружения, в которое попал, сколько того, что за ним может вернуться. Пусть он лучше считает его мертвым.

– Хорошо, – с огромным облегчением прошептал ребенок, словно бы что-то темное, что нависало над ним все это время, наконец, исчезло.

– Ты не бойся мастера Арвуда, он хоть и выглядит жутковато, обвешанный своими травами, но он пытается помочь.

Мальчик кивнул и с гримасой боли попробовал привстать.

– Лежи, тебе еще рано вставать, – Кэй мигом подскочил и осторожно помог новому знакомому лечь обратно. Он никогда еще не видел подобного. К мастеру Арвуду часто приносили раненых гвардейцев, после пьяных драк на улицах или потасовок с местными разбойниками, обитавшими в немногочисленных лесах, но они все были опытными и умелыми воинами, а не мальчишками его возраста. – Когда ты поправишься, я покажу тебе город и крепость тоже покажу, а пока лежи. Я заскочу к тебе завтра утром, хорошо?

– Хорошо, – еле слышно прошептал в ответ Вилл и снова закрыл глаза.

3

Не отставал от них и третий, так же отозвавшийся на северный призыв. Он вспыхнул далеко на юге Тирьеры. В прибрежном городке Палена, всего в нескольких десятках миль от границы с долиной.

Утреннее солнце пробивалось сквозь светло-лиловые занавески в просторную овальную комнату, а легкие порывы ветра колыхали атласную ткань, превращая ее в невесомые, натянутые ветром паруса, прекрасной галеры. Внутри, занимая добрую четверть всего пространства, стояла огромная квадратная кровать, на которой могли бы уместиться пять, а то и шесть человек.

С высокого балдахина струился нежно-розовый шелк, ниспадая блестящими волнами на пол. Несколько пузатых подушек норовили упасть с края кровати, остальные же в хаотичном беспорядке валялись по всей комнате.

Кое-где с потолка свисали золотые и серебряные цепочки с мерцающими на концах звёздами и полумесяцами, пол же устилали темные, меховые шкуры различных животных. Между иссиня-черным мехом которых проглядывали едва различимые серебряные нити, переплетавшиеся в загадочном восточном узоре и скреплявшие лоскуты разных форм и размеров.

Но все это роскошное убранство блекло на фоне того алмаза, что хранился за стенами дорогого особняка. Меж разбросанных подушек металась совсем юная особа, развешивая картины по голым стенам из белого песчаника. Ее вьющиеся волосы были собраны в тугой конский хвост и из пышного пучка ниспадали водопадом до самого пояса.

В карих глазах девушки блестели живые огоньки мыслей и чувств, занимавших невинное создание в эти мгновения. Ее смуглая кожа еще сильнее подчеркивала шоколадный оттенок промасленных благовониями волос.

Алая туника плотно облегала тело и не имела рукавов, представляя вниманию изящные руки и стройную талию прекрасной девы. Багряные шаровары струились по ее бедрам и топорщились по всей длине ног, заканчивая огненно-красный наряд.

 Вся комната пестрела яркими тонами, словно бы прибежище дня и ночи, она вобрала в себя все краски небесного мира. Со всех сторон бросалось обилие всевозможных цветов от ярко-красных шелков и блеска золотых украшений до пурпурных и темно-синих тканей, свисавших с потолка – импровизированного небосвода.

Днем, когда светило солнце, золото переливалось в его лучах, превращаясь в десятки маленьких огоньков, ночью, когда к власти приходила луна, наступало время серебра, отражавшего молочный свет в сотнях маленьких звезд.