Черты его лица были правильными и необычайно красивыми: прямой нос, четко очерченные, плотно сжатые губы, по форме которых можно было судить о присущей его характеру жесткости, и квадратный подбородок, лишенный бороды, но заросший темной щетиной. Густые, волнистые темно-каштановые волосы доходили ему до плеч и непослушными прядями спадали на высокий лоб и на виски.

Но больше всего приковывали к себе внимание его глаза. Чистого темно-зеленого цвета, они были исполнены такой ненависти и злобы, что Кристен затаила дыхание в тот момент, когда его взгляд небрежно скользнул по ней. Она перевела дух лишь после того, как он наконец коротко отдал какое-то распоряжение одному из стражников, повернулся и направился к дому.

– Что-то его вид мне не понравился, – пробормотал Ивар. – Что он сказал?

Другие стали задавать тот же вопрос, но Кристен лишь угрюмо качала головой.

– Скажи им ты, Торольф.

– Мне кажется, я не совсем понял, о чем шла речь, – уклончиво ответил он.

Кристен бросила на него сердитый взгляд. Их товарищи имели право знать, что их ждет, но либо у Торольфа не хватало духу сообщить им это, либо он не поверил в то, что услышал.

Кристен посмотрела на Ивара, но тут же отвела глаза в сторону.

– Он сказал: «На рассвете убейте их».

Ройс вошел в зал и обнаружил, что на полу лежат раненые. Решив поговорить с каждым из них позже, он быстро взбежал по лестнице, расположенной в дальнем углу зала, и направился прямо в спальню своего кузена.

Олден, вытянувшись, лежал на кровати, укрытый до самой шеи стеганым одеялом, и, глядя на его бледно-восковое лицо, Ройс застонал, решив, что тот уже умер. Это подтверждал и плач женщин, находившихся в комнате. В углу всхлипывали две служанки, время от времени делившие с Олденом постель; восьмилетняя Меган, единственная сестра Ройса, сидела около маленького столика и плакала, закрыв лицо руками. Дарель, сестра Олдена, стояла на коленях возле постели, зарывшись лицом в одеяло, и безудержные рыдания сотрясали ее хрупкое тело.

Ройс обратился к единственной из присутствовавших в комнате женщин, которая не плакала, – Эрте-Целительнице.

– Он умер только что? Я опоздал всего на несколько минут?

Старуха откинула назад свои длинные спутанные волосы и улыбнулась ему.

– Умер? Он может еще остаться в живых. Не нужно хоронить его раньше времени.

При этих словах на лице Ройса отразилась смесь облегчения и раздражения. Он дал выход своему гневу.

– Вон отсюда! – рявкнул он на обливающихся слезами женщин. – Приберегите свои рыдания до тех пор, когда они действительно понадобятся!

Дарель резко повернула к нему свое распухшее от слез лицо с покрасневшими глазами и с негодованием воскликнула:

– Он мой брат!

– Верно, но своими воплями ты только вредишь ему. Как он может заснуть, чтобы набраться сил, если вы подняли здесь такой шум? Ему не нужны твои слезы, он и так знает, что ты любишь его, Дарель.

Дарель поднялась с колен. Ее голова едва доходила ему до груди, и если бы она осмелилась, то принялась бы молотить кулаками по этой груди. Но вместо этого она запрокинула голову и сердито уставилась на него.

– Какой ты бессердечный, Ройс! Я всегда это говорила!

– Да ну? В таком случае тебя не удивит, если твои слова нимало не заденут меня. Иди и приведи себя в порядок. После этого можешь вернуться и посидеть с Олденом – если, конечно, ты в состоянии не устраивать при этом истерик.

Две служанки к этому моменту уже удалились из комнаты. Дарель величавой поступью последовала за ними. Эрта знала, что его слова к ней не относились, но тем не менее тоже ушла, прихватив с собой корзину с целебными травами. Ройс взглянул на маленькое испуганное личико своей сестры и смягчился.