– Ты…
– Лен, – протянул он. – Прости! Славка Евтюхов приехал, мы по маленькой – так и накидались. Извини.
– Мудак! Ведь можно было позвонить!
– Телефон клоунам в карты проиграл.
– Клоунам?
– А у директора цирка телефона нет. Теперь нет. Мы в его каморке пили. Сначала. Потом у тигров…
– Лучше б они тебя сожрали!
– Да они полудохлые…
– Я сейчас приеду! – резко оборвала Ленка и отключилась. Егор уставился на красочную заставку телефона: Катька, мама и Ленка в рое мультяшных ангелочков. Сейчас он сполна познает радость семейного скандала, не успев дойти до ЗАГСа. Как весело было вчера, и как плохо станет минут через тридцать. Сердце сжалось от недоброго предчувствия. Егор облокотился на капот, почесал затылок.
– Есть закурить, дядя Миша?
Дед подошёл, извлёк пачку сигарет из нагрудного кармана, выбил одну, подпалил, блаженно затянулся. Выдохнул струйку дыма и только затем подметил:
– Ты же не куришь.
– Не курю, – согласился Егор.
– Не начинай.
– Не буду.
– Правда, что ли, в цирке гулял? – поинтересовался Палыч.
– Угу. Сослуживец там администратор – Славка Евтюхов. Может, помнишь, ушастый такой, вечно в школе с чернилами на лице бегал. Рисовать любил.
– Молодец, – усмехнулся дед.
– Славка? Почему?
– Ты, дурень, молодец! – Палыч похлопал по плечу. – Артисточки были? Голые такие, с перьями вместо платьев…
– Да ну тебя! – огрызнулся Егор. Поморщился от угрызений совести, припоминая, как Славка сватал престарелую дрессировщицу, а Егор гоготал, размахивал хлыстом и рычал, как рассерженный вервольф. Гимнастки обозвали халявщиком, но, памятуя, что он чей-то друг, хлопали ресницами да изощрённо острили. Потом он подвязался раздавать контрамарки прохожим… Не будь первым клиентом милицейский наряд – кто знает, когда бы отпустила Мельпомена. Нескоро, ох, нескоро… Леночка, Ленуся, Чекуряшечка моя – как стыдно!
– Ладно, дядя Миша, дай сигарету, – попросил Егор.
– Да, Егорка, драпать надо, – посочувствовал Палыч и протянул пачку.
Драпать… Куда, в Голландию? Егор неуклюже управлялся с куревом и в конце концов глотнул горечи. Надрывный кашель сложил его пополам, по щекам побежали слёзы. Ветеран не преминул воспользоваться случаем – хлопнул чугунной ладонью по спине.
– Бросай! – сказал он. – Бычок, говорю, бросай.
Егор послушно выкинул окурок.
– Не можешь срать… – плеснул яду Палыч, вытянул шею, сочувственно посоветовал: – Текать тебе надо.
– Заладил…
– Кажись, приехала. Не слышишь?
Высоко над уличным шумом заревел мотоцикл.
– Моя, – пробормотал Егор. Ленка обычно раньше всех в Берёзове открывала мотосезон. Егор вытер ладони о свитер.
– Давай, Палыч! – Егор пожал руку ветерану, поискал глазами Катьку, которая мирно копалась в песке, и направился к детской площадке праздновать труса.
Кольцевик «Кавасаки» урчал как табун лошадей. Детишки оторвались от игр, а молодые мамаши вглядывались в тонировку забрала шлема, кривили губы, но не отнять – завидовали. Валькирия! Ленка театрально продрала дворик рёвом газа и заглушила мотор – железный конь опёрся на подножку. Перекинула ногу сдержанно, чтобы не подбежать к Егору и не влепить шлемом по ехидной тыковке. Ленка сняла шлем. Рассыпались по плечам пружинки волос, стянутые выгоревшей банданой. Губы сжаты, чёрные глаза смотрят с прищуром, плечи напряжены. На ней был джинсовый комбинезон, бурая воловья куртка, истёртая на сгибах до желтизны. На ногах – грубые военные ботинки. Ленка покосилась на детскую площадку – ага, выбирает вариант ругательств. План «А» с матерным разносом отменился, но напряжение не пропало. Егор улыбнулся как можно шире – до хруста за ушами. Ой, Катенька, спасибо тебе, солнышко…