Небо голубело, тучи становились реже. Ветер менялся, матросы суетились у парусов. Слышались покрикивания и перестук блоков, парус шелестел и хлопал о мачту.

К вечеру пристали к берегу и расположились станом. Ветер стих, и мошкара опять стала тучей висеть над людьми. Но Мишка уже мог защищаться. Его опять оставили одного на вытащенной лодке. Однако сидеть пришлось в одиночестве не долго. Тин-линь появился с джучерцем и прежним китайцем. Факел отогнал темень наступившей ночи.

– Добрая хозяин твоя дар будь, – сказал толмач и накинул на Мишкины плечи объёмистый халат из грубой дабы.

– Ну спасибо, хозяин, удостоил. Ночи-то не жаркие, – Мишка склонил голову в знак благодарности.

Китаец оскалил зубы и нахлобучил ему на голову ватный колпак.

– Носи Мишка, – сказал он и засмеялся. Зубы блестели в отсветах пляшущего света факела.

– Стой коленка, лоча. Добрая хозяин.

– Ладно уж. Обойдётся.

Толмач не мог понять его слов, но китаец не стал допытываться до их значения. Молодой китаец стал расставлять на доске чашки с едой.

– Вот это другое дело! Это вы знатно придумали. Благодарствую!

Мишка с жадностью набросился на куски варёной рыбы с будой. Язык с трудом ворошил куски. Лук приятно освежал рот и хрустел на зубах. Наперченная рыба жгла и вызывала жажду. Он пил холодную воду и прерывисто вздыхал. На закуску китаец подложил кусок свинины, поджаренной на углях.

– Какая добрая хозяин, – непрерывно повторял монгол, Мишке уже опротивело его слушать.

Тин-линь немного посидел рядом, повторил несколько ранее заученных слов и заспешил на берег. Другой китаец остался на лодке. Постелил циновку из камыша, другую бросил Мишке и показал, что им пора спать.

Задувшие с юга ветры не давали идти под парусом. Гребцы непрерывно дёргали вёсла, но всё равно двигались медленно. Острова и мели затрудняли плавание.

После трёх дней изнурительного лавирования, начальник флотилии устроил двухдневный отдых на одном из многочисленных островов. Большие палубные лодки привязали к кольям, устроили балаганы и наслаждались покоем. Перепадали и дожди, но они не так страшны в укрытиях, не то что в пути, где каюты предназначались только для начальников.

Вскоре плавание продолжилось, изредка ставили паруса. Стали попадаться редкие, в несколько мазаных глиной балаганов, деревеньки. Оборванные жители не выказывали радости от встречи с маньчжурами. Приходилось отдавать последнее, лишь бы избежать битья палками.

Мишка продолжал маяться на цепи, но изредка его отпускали на заготовку дров или работать на шестах и вёслах. Жить стало интересней.

Тин-линь проводил с ним долгие часы в беседах при помощи монгола, старался втолковать китайские слова. С этим у них получалось не так уж плохо.

Мишка постоянно терялся в догадках. Что заставляло китайца так внимательно относиться к пленнику, да ещё русскому? Тин-линь тоже не раскрывал своих мыслей, а только расспрашивал и учил языку. Сам же запоминать русские слова не хотел, и лишь посмеивался в ответ.

Обращались с пленником сносно. Маньчжуры изредка покрикивали на него, когда он работал и не понимал приказов. И лишь однажды палка огрела его потную спину. Мишка вспылил, но, работавший рядом китаец вовремя его одёрнул и толкнул в шею. Мишка успокоился, но злость ещё долго волновала его грудь.

К китайцам здесь относились почти так же, как и к нему, пленнику. Пренебрежение маньчжуров постоянно сквозило в разговорах с китайцами. Палка надсмотрщика часто гуляла по спинам матросов или работников. И хотя маньчжуров было намного меньше, у них была власть и сила. Никто из китайцев не носил никакого оружия. Даже ножи им выдавали только по необходимости для работы.