– Когда как, – он весело усмехнулся.

– Любопытно…

Слова Алистера задали мыслям неожиданное направление. Люди видели искажённых, но принимали не за монстров из ночных кошмаров, а за диких животных. Показания выживших очевидцев разнились: кто-то рассказывал об огромном гризли, кто-то – о тигре, а кто-то вообще был убеждён, что в поезд ворвалась стая волков. Случай в кафе и вовсе объяснили взрывом газа, хоть некоторые и твердили, что видели там аллигатора. С рациональной точки зрения звучало это совершенно бессмысленно. Впрочем, если следовать версии, что человек не способен опознать обитателя другого измерения, даже столкнувшись с ним нос к носу, и разум просто подменяет необъяснимое на что-то привычное, то версии о животных – просто следствие установленного миропорядка.

Но… что если была иная причина?

Габриэлла никогда не задумывалась о том, какому миру принадлежали искажённые. Чем вообще они являлись? Материальным воплощением тени, захватившей и трансформировавшей человеческое тело? Но какой в этом смысл? Тени жили инстинктами, не обладая чувствами или самосознанием. Форма их мышления была слишком примитивна. Захватывая носителя, они преследовали лишь одну цель – питаться жизненной энергией. Искажённые вели себя иначе. Все их действия были пропитаны безумием, яростью и болью. Чей же разум преобладал в этих существах? Теней? Или человека?

И не существовало ли кого-то третьего? Того, кто дирижировал этим жутким представлением, создавая искажённых и управляя ими? Используя нечто наподобие мысленного отражения, которое и не позволяло людям уловить истинный облик искажённых.

Габриэлла тряхнула головой, усмиряя разошедшуюся фантазию. Всё это уже походило на какой-то дикий, сюрреалистичный заговор. В конце концов, кому нужно создавать таких существ? И для чего? Кому такое вообще под силу? Нет, причина должна крыться в самом промежуточном измерении и необъяснимых всплесках энергии. Это, по крайней мере, звучит разумно. А размышления о таинственных злых гениях следует оставить, пока она не начала шарахаться собственной тени.

– Так значит, – вспомнив об их разговоре, протянула Габриэлла, – лишь я вижу твой истинный облик, потому что знаю, как ты выглядишь, и на меня эта твоя иллюзия не действует? – Алистер кивнул, довольно улыбаясь. – А для остальных ты обычный человек.

– Более чем обычный. Посредственный.

Габриэлла с весёлым удивлением изогнула брови.

– Мне слышится презрение в твоих словах.

– Нет ничего хуже посредственности, – с жёсткой категоричностью заявил Алистер.

Габриэлла собиралась сказать что-то ещё, но тело вдруг охватил парализующий холод. Воздух наполнился едким запахом аммиака и плесени. Лишние мысли разом оборвались, и Габриэлла резко вскинула голову, скользя взглядом по вагону. Поезд, вздрогнув, пришёл в движение, мимо проходили пассажиры, рассаживаясь по своим местам. Чувство могильного холода становилось всё сильнее. Он приближался. Приподнявшись, Габриэлла сосредоточилась, расширяя область поиска, пока не увидела то, что искала – заражённый. Судя по виду, близок к финальной стадии: осунувшееся лицо походит на восковую маску, движения заторможенные и неповоротливые, белёсые глаза слепо таращатся в одну точку.

– Вот чёрт, – сквозь зубы процедила она.

Не нужно было даже заглядывать в промежуточное измерение, чтобы догадаться, что по ту сторону сидит неслабая тварь.

Алистер наблюдал за Габриэллой, продолжая безмятежно улыбаться. Он даже не взглянул в сторону одержимого, только вопросительно изогнул бровь, когда Бертран с тяжёлым вздохом упала обратно на своё сиденье.