– На днях я обнаружила, что одно моё деревце в горшке начало крениться вбок. Я всё гадала, чем бы его подоткнуть, и палка, которую они тебе подарили, отлично для этого сгодится, не будешь возражать, если я её позаимствую?

– А как же твой план похвастаться им перед друзьями? – иронично сощурился Мирэлл.

– Я поставлю то деревце на самом видном месте в доме, – пообещала та. – Быть может, даже на обеденном столе.

– Это ружьё, Элли, – не сдержавшись, влез Мартин, исподтишка наблюдающий за ними. – Оно предназначено для другого.

Её лицо по-прежнему выражало лишь любезную доброжелательность, но заледеневший взгляд, который она обратила на младшего брата, будто молча вопрошал: «И для чего же ещё сгодится этот мусор? Чтобы хорошенько врезать по твоей безмозглой голове?»

Но при беседе вслух, игнорируя его оскорбительно-снисходительный тон, она лишь невинно округлила голубые глаза:

– О, правда, дорогой? А я не поняла.

– Это потому, что ты девушка.

– Конечно, Мартин, конечно, – её улыбка могла бы заморозить океаны. – А где же твои друзья? Ты не заскучал тут с нами, стариками?

– Тоже мне старуха, – закатил глаза тот. – Ты меня старше всего на пять лет.

Тем не менее, вспомнив о своих приятелях, Мартин вскоре ретировался, и стол вокруг них заметно опустел. Элайна повеселела, но о братьях больше не заговаривала, быстро переключившись на нейтральную болтовню, то расхваливая угощения, то пересказывая всевозможные глупые сплетни о гостях ни на мгновение, впрочем, не выпуская руки мужа.

Мирэлл понимал, что сдержать себя и не вцепиться братьям в глотки Элайне мешало в первую очередь осознание, что любая её попытка выгородить супруга на глазах гостей в первую очередь только унизит его ещё больше, ведь что он за мужчина, раз прячется за юбками жены? Он так же понимал, что конфликтовать с Реджинальдом и Мартином не станет: во-первых, склокой он ничего не докажет, лишь выставит себя дураком, а во-вторых, они вроде бы как стали членами его семьи, а с семьей следовало ладить. Даже если в качестве названных братьев ему досталась парочка спесивых болванов.

– А, вот вы где, парочка затворников.

Мирэлл выплыл из собственных размышлений, поднимая взгляд на сухощавого мужчину, приближающегося к столу. Его строгий тёмно-синий фрак подчеркивал высокий статус, но в тоже время говорил о воспитанной сдержанности, а прямая осанка и горделиво расправленные плечи не оставляли сомнений, что человек этот прекрасно знает себе цену и не станет кричать во всеуслышание о собственном положении в обществе. Впрочем, этого и не требовалось – мало кто в Амрисе не знал в лицо Ле́стера А́льферса, лорда искусств. Завидев знакомое лицо, Элайна тут же расплылась в приветливой улыбке.

– Лестер! – она позволила ему запечатлеть на своей щеке отеческий поцелуй и удивленно вскинула брови. – Не ожидала, что отец так скоро выпустит тебя из плена.

Альферс тихо засмеялся, оглаживая посеребрённую сединой бороду.

– Мне удалось сбежать, но, уверен, скоро Гориан отправит по моему следу своих ищеек, – он доброжелательно взглянул на Мирэлла. – Господин Стармонт, рад встрече.

Тот сдержанно улыбнулся, приветствуя лорда искусств. Лестер всегда вызывал у него симпатию – и дело было не только в радушном отношении к окружающим, но и в том, что этот человек возглавлял все лучшие художественные училища Амриса и по праву считался одним из самых блистательных мастеров, написавшим более двадцати великолепных полотен, пока его дар создателя окончательно не выгорел. После этого Альферс посвятил себя наукам и преподаванию. Его было за что уважать и чем восхищаться. Именно он в своё время разглядел талант Мирэлла и поспособствовал его поступлению в Губернаторскую Академию.