«Такой тихий» – значит «что-то задумал», и уж Оллибол ли этого не знать? Но Рин ее не осуждала: с тех пор как Лью уехал, все стало в разы сложнее…

– Джироламо! – Рин первой забежала на кухню. – У меня для тебя подарок, смотри!

Самое важное – не показывать, что что-то идёт не так. Бьется посуда? Рин этого не видит, рвутся простыни – и этого тоже. Он расплескивает краску по полу, чертит пальцем на стенах – Рин делает вид, что и это в порядке вещей, ведь он не понимает, что приличные люди так себя не ведут.

Джироламо сидел в коляске, скрючившись, словно когда-то ему со всей силы дали под дых, а его позвоночник запомнил форму вопросительного знака и не имеет больше никакого желания восклицать.

Дрожащей рукой он держал тарелку и угрожающе мычал – сейчас она полетит на пол, наделает шуму, распадётся на опасные осколки, добавив работы Рин, но она сделает вид, что это в порядке вещей, пациентов не наказывают, за ними ухаживают. А Джироламо еще и терпят и стараются утихомирить.

– Твои конфеты с предсказаниями… мятные… – Рин с отчаянием смотрела на пациента, держа в руках коробку конфет. – Будешь?

Тарелка в его руке миролюбиво опустилась на колени. Рин подошла к столу, не задев ногой ни одного осколка.

– Я поставлю ее сюда, буду доставать по одной, и ты выберешь.

Этому фокусу она научилась за недели долгих мучений. Сколько истерик пришлось пережить для того, чтобы до неё дошло, как именно нужно давать ему эти конфеты. Зато теперь Рин ощущала себя, по меньшей мере, высококвалифицированным врачом по работе с выжженными магами.

Нужно было распаковать коробку, медленно. Достать конфету в обертке, открыть и зачитать вслух предсказание. Если Джироламо стучал кулаком по поручню коляски, конфета заворачивалась обратно. Если же он долго и пристально смотрел в никуда, Рин ее отдавала.

– Сегодня вас ждёт хороший день, – зачитала Рин.

Тарелка угрожающе поднялась в воздух – видимо, это новый способ поиздеваться над ней.

– Значит, не подходит, – Рин терпеливо завернула конфету в фантик и распаковала следующую. – Не заглядывайте в туман, сегодня он к вам не расположен.

Тарелка нетерпеливо закачалась в руке Джироламо.

– Слушайте и слушайтесь.

Джироламо примирительно опустил тарелку на колено. Рин протянула ему конфету.

Сработало! А предсказание прямо про него!

– Слушаться тебе нужно, Джироламо, – только и успела произнести Рин, прежде чем тарелка разбилась вдребезги, как и взаимопонимание с больным.

Никакой она не врач!

И она в этом не виновата!

Виновата!

Через полчаса уговоров, через десяток завернутых обратно конфет Джироламо все же удалось выкатить во внутренний двор дома.

– Здравствуйте, Рин!

Родственники больных! Вот, кто ещё знает ее имя!

Среда и четверги – дни для посещений, с полудня и до обеда, в течение двух часов жизнь Оллибол и Рин встаёт на приятную паузу.

Так было, когда Лью работал с ними. А сейчас пауза доступна только Оллибол, ведь это на ней висят «все остальные», и по средам и четвергам их навещают родственники, а у Рин «один лишь Джироламо», и к нему никогда и никто не приходит.

– Доброго дня, госпожа Соль!

Сегодня у Мэли день рождения, и ее мама рядом. Что может быть лучше… А завтра, в день рождения Рин… Глупо было уезжать, разумно будет вернуться.

На голову Джироламо приземлилась ворона, приняв его причёску за гнездо, но он даже не шелохнулся, будто это было законное воронье место. Лишь когда ее глаза блеснули неестественно-оранжевым, Рин поняла, что это ойгоне.

Это было вторым плюсом в графе положительного на Фрайкопе и первым скелетом в шкафу Рин.

Накрыть пледом ноги Джироламо, забрать плед обратно и снова накрыть ему ноги.