– Часто люди готовы начать говорить о любви, только для того чтобы кончить.
– Отчего же так происходит, неуклюже и примитивно? – мяла девушка в руках салфетку.
– Измена – обратная сторона любви. Нет ни повода, ни причины. Люди изменяют, потому что хотят измениться сами. Но в результате меняется только отношение к ним.
– Измена – это то, что никогда не могло прийти в голову и пришло сразу в сердце.
– Неужели не было никакого предчувствия? Хотя предчувствие должно больше относиться к любви.
– Я вроде как любила его, и он меня, но всё время какие-то сомнения покусывали, знаете?
– Нет, детка, если сомневаешься, то это уже не любовь, а так… дружба с интимом, – начал я уже скучать, теребя пакетик с сахаром.
– Ну в итоге и получилось, – вздохнула она. – Наверное, ещё долго буду вспоминать.
– Зачем? Думайте о чём-нибудь приятном, Кэт.
– Я и так о нём постоянно думаю.
– Я имею в виду секс.
– Я тоже.
М
В мастерской накопилось пустых бутылок и другого бытового мусора. Было очень сложно сделать сегодня хотя бы что-то, хотя бы выкинуть мусор. Всё-таки мне это удалось: я собрал их в пакет и вышел во двор. В помойке, как всегда, навалено всякого щедро. Закинув в контейнер мешок, уверенно зашагал к арке и скоро уже был на улице. Рядом находился небольшой парк, в котором я хотел прогуляться и подышать воздухом. Деревья стояли голые, но неинтересные. Из-за одного из них вышла бабушка, на четырёх ногах, в зелёном комбинезоне. «Зелёные человечки на четвереньках, это уже слишком». Она мне показалась знакомой.
«Здравствуйте», – на всякий случай кивнул я ей головой. Бабушка не ответила и спряталась за другую, которая возникла неожиданно рядом, тоже в зелёном, но уже на двух ногах. Старуха выгуливала свою собаку: большую, унылую, старомодную. Что-то печальное подвывало в одиноких одетых псинах. Однако грусти хватало без этого. Я отвернулся и пошёл дальше. Словно низколетящие ласточки, меня обогнали лыжники. Захотелось отнять у них палки и тоже заняться спортом. Возможно, завтра я так и сделаю или в следующем сезоне. Возможно.
Впереди я видел, как мальчик кидал хлеб птицам. Когда пища закончилась, те насрали и улетели, ребёнок заплакал. Меня осенило: вот он, я нашёл его, смысл своей распоясанной жизни: поел, нагадил, лишь бы было кому оплакивать перелёты моей души.
Неожиданно мысли остановил судорожный лай белой болонки, сбежавшей от хозяйки. Девушка кричала ей вслед:
– Герда, Герда, стоять!
Та летела мимо меня, а за ней, позвякивая, длинный поводок. Я ловко наступил на шнур, прижав его ботинком к весеннему снегу. Какое-то время тот ещё скользил, пока не зацепился концом за мою подошву и не замер. Собачка рухнула как подстреленная. Полежала пару секунд, потом вскочила и вновь залаяла. Ещё через несколько секунд подбежала хозяйка и выдохнула:
– Спасибо!
– Не за что!
Я подождал, пока она отдышалась, и протянул ей поводок. Она взяла его и начала ругать собаку, потом подхватила её на руки, поцеловала в нос, подняла в воздух, как обычно поднимают маленьких детей. Опустила и поцеловала ещё раз.
– Вы любите животных? – спросила я девушку, как только она угомонилась.
– Да, люблю.
– Значит, я вам понравлюсь.
– Вы слишком самоуверенны.
– Разве это плохо?
– Самоуверенность делает людей поверхностными.
– А вам нравится, когда сразу в душу?
– Нет, конечно. Ведь люди встречаются разные: иные заглядывают в душу, как за угол, где хотят по-быстрому справить свою нужду.
– А что уже справили?
– Вам это действительно интересно?
– Безумно.
– Пытался один, до сих пор в себя прихожу.
– Время вылечит.
– Знаю, но не могу себе этого позволить.