– Я на дежурстве вообще-то. Чего случилось?

– Кран потёк на кухне. Поможешь? – наконец призналась Лиза, накручивая конец косы на палец.

– Помогу, но позже. После смены. Перекройте воду пока, если сильно капает. Можете у меня набрать.

– А когда твоё дежурство закончится?

– Когда Витька придёт. Сама же знаешь, куда они двинули.

– Идут! – раздался в скворечнике радостный голос Юльки.

– Ой, да ты не один дежуришь? И Куницу к обороне привлёк? – протянула Ульяна, чуть поджав губы.

Юлю никак не задела сквозившая в словах ревность. На Сашку она не засматривалась, и отбить его не пыталась. Да и формально Таран ни с кем не встречался. Время сейчас было такое, что фривольные отношения не поощрялись. Обнимашки, поцелуйчики и прочие романтические нежности остались в прошлом. Даже члены одной семьи опасались лишний раз прикасаться друг к другу. Бурая чесотка продолжала свирепствовать, и любой неосторожный контакт мог привести к заражению.

– Ладно, я пошла, – Куницына повесила бинокль на торчавший из стены саморез и спустила веревочную лестницу.

Ложкины продолжали топтаться у «скворечника», точно дожидаясь её ухода, чтобы сообщить Сашке еще что-то. Юля не стала их стеснять и быстро направилась домой.

Отец вернулся уставший, попросил заварить чай и сел в тени черешни возле крыльца. Михаил Ильич Куницын преодолел пятидесятилетний рубеж, но казался чуть старше. Когда-то темные волосы почти все поседели, круглая борода тоже не молодила Историка. А вот солидным животиком к такому почтенному возрасту он не обзавёлся и держал себя в форме. У них перед участком стоял турник, на котором Михаил Ильич хоть сейчас мог подтянуться десять раз. А еще Юля помнила, как он любил бегать по утрам. Раньше. До эпидемии.

– Нормально всё прошло?

– А? – вопрос вывел Историка из глубокой задумчивости, – да, в яму сбросили, землей закидали, дело несложное.

– Думала, вы быстрее вернетесь.

– Ой, дочь, мы с Тарасом уже не такие молодые. Замедляемся с каждым годом. То ли дело Витька – шустрый пацан. Мы пока доковыляли, он вперед на разведку сбегал, туда-сюда лесок прошерстил. Бойкий малый. Про тебя, кстати, спрашивал, – на последней фразе Михаил Ильич улыбнулся.

– Что про меня спрашивать? Он меня каждый день видит, – насупилась Юлька.

– Мышка, ты чего такая колючая сразу стала? Спрашивал, не испугалась ли ты вчера во время стрельбы. Волнуется видать.

– Угу. Ясно.

– Я в твою женскую тактику не лезу. Понимаю, что парень добиваться должен и все такое. Сразу перед ним стелиться не надо. Но ты не перестарайся только.

– Пап, ты о чем?

– О том, что мужиков мало осталось. О будущем надо думать в настоящем. Ладно, я уже старый, а тебе дальше как-то жить, семью заводить.

– Какую семью, пап? Мы – последнее поколение. После нас никого не останется.

Тут пришлось нахмуриться Михаилу Ильичу. Пессимизм и апатия дочки его сильно беспокоила:

– Мышка, рано ты лапки вверх подняла. Большинство умерло, потому что не знало, с чем столкнулось. А мы теперь знаем. Поэтому выживем.

– Тоже мне жизнь! Ни к кому не прикасаться, любого суслика бояться, – каждое слово Юльки было пропитано тоской и безнадежностью.

– Ладно, давай перекусим и пойдем на озеро.

– Вдвоем?

Историк стянул мотоциклетные перчатки и почесал глаза. Жутко хотелось спать. Михаил Ильич протяжно зевнул:

– А ты кого позвать хочешь?

– Может Сашку? Для подстраховки.

– Аааа, ну если только для подстраховки, то давай.

Юлька поняла, о чем подумал отец и тут же виновато начала оправдываться:

– Папа, мы просто друзья. Но с Сашкой мне больше нравится общаться, чем с Витькой. Мне этот Бобёр совсем не к душе…