– Ой, блин, вот никогда не научусь я аккуратно ударяться о землю, – сказал рыжий веснусчатый парень, поднимаясь с пола.

– В этом и прикол, – улыбнулся его близнец, влезая в приоткрытое окошко.

Он был точно такой же, как рыжий, только брюнет, и веснушки его не коричневые, а чернее чёрной ночи.

– В этом и прикол,– повторил он, – О землю никак не ударишься аккуратно, поэтому это ударом и называется.

– Хорошо тебе говорить, – хмыкнул Христиан-Теодор, – О землю-то из нас двоих регулярно бьюсь только я.

– Зато я повторяю за тобой все твои превращения и неотступно следую, куда бы ты ни пошёл и какой бы эксцентричной ведьмочке ни решил служить.

Теодор-Христиан вздохнул и улыбнулся, глядя в темное окно.

– Ай, брось!– Христиан-Теодор наконец встал с пола и отряхнулся, – Ты ведь сам решил, что в мире теней тебе не место и что ты хочешь быть человеком. Другое дело, что у природы свои законы.

Теодор-Христиан кивнул, так же задумчиво улыбаясь. Он не умел сетовать на судьбу.

– А ведь всё-таки забавно, брат,– вдруг засмеялся он, – Забавно, что она назвала тебя Христиан-Теодор. Правда же!

*здесь писатель ссылается на героев кинофильма «Тень» по сказке Ханса Кристиана Андерсона.

– Ой, да с этими ведьмами всегда так, – махнул рукой Христиан-Теодор,

выбрасывая кошачью еду в окошко и доставая из холодильника батон

колбасы, -Тем более, наша совсем зелёная. Силу свою не знает, да и себя

не особо. Но всё очень точно чувствует: и сказки свои, и друзей, и вот нас! Так что я не удивлён.

Теодор-Христиан снова вздохнул и посмотрел в темное окно:

– А я  ей удивляюсь каждый день.

И почему-то покраснел, сам не ожидал от себя. Христиан-Теодор внимательно посмотрел на брата, открыл было рот, но передумал и ничего не сказал. Просто протянул ему бутерброд с вкусной докторской колбасой. Теодор-Христиан подтвердил правильность его действий довольным чавканьем. Разговоры по душам – дело хорошее. Но говорить все умеют, а бутерброд тебе сделают только избранные.

– Слушай, – спросил он, дожевывая уже второй бутерброд, – А что ей всё-таки предстоит сегодня ночью? Чую, что-то важное, а что не понимаю.

– Ууу, брат, – протянул Христиан-Теодор, – Если уж ты не знаешь, я не знаю точно. Миру теней виднее.

– Спорный, вопрос, – хмыкнул Теодор-Христиан, – Его можно часами анализировать. Тогда пойду за ней, мало ли что.

– Иди-иди.

– А ты?

– А я здесь.

– Хорошо.

– Нет, не она, она уже тут,– сказала Олли, все вздрогнули и повернулись к ней.

– Что это с Вами со всеми?

– Ой, долго рассказывать, – махнул рукой Жорж, – Том, давай ты расскажи, у тебя язык лучше подвешен.

– Да уж, подвешен, хрен расскажешь, короче было так…

«БАМ- прам-пам!»– сказало ночное небо, освещаясь ударом молнии.

– Ой, мамочки! – Герда побежала к окну, но так и замерла вместе со всеми.

Тот самый дядечка в сером костюме уже не сидел на лавке, он удобно расположился на подоконнике их пятого этажа.

– Не ожидали! – весело крикнул он и развёл руками, прямо как клоун-конферансье. Неожиданный гость сильно изменился – издали он казался простым обывателем, невнятным серым служащим с округлым лицом и боками, лет 40-45. Сейчас же это был молодой человек лет 25-30, поджарый и дьявольски весёлый. Лицо казалось незапоминающимся, но его преображали глаза. Тёмные, пронизывающие, этакие сверла, не рентген. Рентген слишком ласков. Такие ребята играют в кино экзорцистов или даже наоборот. Их надолго запоминаешь, увидев в транспорте, но лицо воссоздать в памяти почему-то не можешь. Не похож он был на того дядю на лавке, несчастную жертву молнии, неудачный пример Мики и подзащитного доброй Герды, но костюм тот же. Да и не осталось у ребят сомнений, что это он.