– Чего встал? Проходи! – втащила меня в прихожую за воротник, и я по инерции обхватил ее за талию, – Ну! – ударила меня по рукам.

– Соскучился! – только крепче сжал ее в объятьях и чмокнул в щеку, а она принялась вертеться, делая вид, что хочет освободиться. Но я-то знал, что ей нравится. И все же отпустил, – Как у тебя дела? – стал снимать кроссовки.

– Хорошо. Хоть нескучно одной. Я же целую неделю одна жила. Папа, правда, иногда ночевал… А ты как?

– Какое-то у меня двоякое впечатление от дома. Все орут, носятся, как угорелые… Где твой братан?

– Обнимается с холодильником, – стрельнула в меня глазками, – Может, хочешь есть?

– Нет, спасибо, если только чаю…

– Идем, – и потащила меня за руку в кухню. Здесь и собралась вся мужская часть семейства. При отце Оля обычно на меня внимание не обращала, и мое самолюбие от этого немножко страдало. Я знал, что дядя Витя меня ценит как Матвейкиного друга, и соответственно хотел большего – чтоб меня считали достойным быть рядом с Олей. Я делал уже немало попыток подружиться с ней поближе, только она это всерьез не принимала.

Я поздоровался и плюхнулся за стол, взглянул на товарища. Глаза узкие с пожелтевшими синяками, на носу пластырь, на щеке отпечаток от подушки. И как с таким чудищем на улицу выходить? Этот вопрос я озвучил, а в ответ получил от Матвея по уху… Его выгнали из больницы на третий день после операции, когда он разбил футбольным мячом окно в кабинете главврача. Он тут же явился на базу и поставил на уши весь состав. У Матвея вообще шило в одном месте, постоянно крутится, вертится, никому покоя не дает. Таких в основном составе, я заметил, немного. Кудинов с Ларионовым, которые шпыняют друг друга на площадке, а достается всем, куражистый вратарь Илясов – все старожилы, и новоприбывший итальянец Пеьтро, невероятно шумный. Кстати, он неплохо говорит по-русски, он ровесник Игоря и будет играть центровым в четвертой «тройке». Уже показал свой горячий характер, заявив дяде Вите, что для него четвертое звено – это очень мало, что он легионер и приехал в Россию за тем, чтобы много играть и забивать. Тот, в свою, очередь, заявил, что у него в команде все звенья первые.

– Вы, если гулять соберетесь, недолго. В восемь вечера надо быть на базе, – предупредил нас Захаров-старший, – Тебе когда повязку менять? – стал подниматься из-за стола.

– Да вечером и поменяю, когда приеду, – прогнусавил Матвей, уже нашедший общий язык с врачом команды.

Дядя Витя потрепал меня по макушке и отправился отдыхать. Впрочем, сложно назвать отдыхом то, что он сейчас будет выдумывать и чертить в своем блокнотике новые комбинации и перестановки в звеньях, вырабатывать стратегию… Такова роль тренера.

Оля налила чаю и присоседилась рядом, как обычно состроила глазки, и меня посетила мысль, что она сейчас замурлычет. Ей, что ли, доставляет удовольствие мучить меня? Мол, смотри, но не трогай. Вот кому от всего этого спектакля действительно весело так это Матвею. Каждый раз забавляется, а потом еще и сам мне нервы треплет. Стоит сказать ему спасибо хотя бы за то, что не вмешивается в мои дела, наблюдает за всем со стороны. Только потом дает свою нелестную оценку.

– Ну, как дела? – решил я пока не зацикливаться на Оле и поинтересоваться о том, что думает по поводу нашей игры дядя Витя.

Матвей пожал плечами, мелкими глотками отпивая чай из кружки. Ему необходимо было делать маленькие перерывчики, потому что дышать приходилось ртом.

– Хреновый из тебя разведчик, – вздохнул я.

– Да просто папа – партизан, – покачала головой Оля, – А что, вы уедете, и я опять не увижу вас целую неделю?