– А что скажешь про себя?

– Да что про меня говорить. – Артур заложил за ухо волосы, блеснув улыбкой, и Ася взорвалась:

– Дай угадаю! Мальчик, у которого все есть! Который ни дня не работал, а только гулял и проказничал в свое удовольствие, к которому даже учителя домой приходили. А он позволял себе жаловаться на них отцу и вышвыривать за порог. Одно только мне не ясно: почему Гостиный, а не Дворцовый под крылом у дяди?

– Ты почти угадала. – Артур даже не изменился в лице, выслушивая тираду взбешенной девушки. – Мама умерла при родах вместе с моим братом-близнецом. А отец – кожевник, он работает круглыми сутками, меня растили то тетя, то кто-то из соседей. Когда я начал что-то соображать, папа взял меня к себе в подмастерья, и к семи годам я уже неплохо овладел мастерством, хоть и выполнял не самую тяжелую работу. Учителя у меня, кстати, были самые лучшие. И это они могли меня выкинуть за порог, а не я их. Дядя брал меня к себе в Дворцовый на пару месяцев каждое лето, и там меня учили при дворе, а в течение года я каждую неделю ходил к нему, чтобы не растерять полученные знания. Вот так-то.

Он блеснул глазами и отвернулся, но приклеенная уверенность по-прежнему играла на лице, словно он рассказывал не о себе.

– Прости, – прошептала Ася, у которой против воли на глазах появились слезы. – И все равно я кое-чего не понимаю.

– Чего же?

– Почему тебе не дали характеристику при дворе?

– Для моей службы это слишком. Я всего добился сам и не хочу, чтобы какая-то бумажка сразу сделала из меня небожителя. Вот поэтому папа отыскал тебя – услышал в транзитке про молодую учительницу из Заречья – и отправился к вашему наместнику договариваться. У них давние дела, я туда не лезу.

– Прости еще раз, ладно? – Девушка заглянула в его прищуренные почти черные глаза и моментально покраснела.

– Все нормально, не бери в голову.

Дальше они снова двигались молча. Лес, непроглядный возле Четвертой реки, полный насекомых, птиц и нескончаемой энергии, сходил на нет к Пятой реке. Именно вдоль нее протянулись поля, кормившие все Пятиречье. Просека, вырубленная силами нескольких поколений, находилась на месте того самого проспекта, что теперь окрестили Первореченским. Но в Заречье он обозначался лишь примерно – царствовавшая здесь буйная растительность не давала угадать очертания тротуара под ногами и скрыла останки древних зданий, когда-то высившихся вдоль дороги.

Осталась позади округлая площадь с холмом в центре, где по рассказам бабушек раньше сохранялись обломки какой-то стелы, а в разные стороны от площади расходились причудливые металлические линии, параллельные друг другу, о предназначении которых теперь можно было узнать только из книг. Железная дорога. Неужели раньше можно было сесть в поезд и просто уехать куда угодно? И никакие реки не могли стать помехой.

И вот перед глазами ребят раскинулись поля, искрящиеся на полуденном солнце золотистыми и зелеными переливами. Артур с восторгом разглядывал колосящуюся гладь – богатство современного мира. Он наконец растерял остатки надменной маски и с детской непосредственностью задавал вопросы. Ася по мере своих возможностей и знаний рассказывала ему о каждой культуре, способах посадки, полива и хранения. Когда закончились злаковые, еще не набравшие силу, начались поля подсолнухов, набухших на солнце и готовых превратиться в масло, без которого не обходилось ни одно ремесло. Дальше раскинулись теплицы, каких Артур никогда прежде не видел, – там взращивали дорогие и прихотливые пасленовые. А за теплицами тянулся к небу картофель, на который в этом году так ругались: одна ботва, совсем клубней не будет. Следом за ним узорчатыми кустиками торчала из земли задорная морковная ботва и блекло виднелась жухлая свекольная. Обойдя вдоль реки хозяйство, без которого жизнь Пятиречья закончилась бы так же быстро, как началась, пара выбралась в плодовый сад. Были здесь и яблони, и груши, и даже кусты с ягодами, из которых не только варили варенье, но и делали вино.