Первое, что я ощутил – это жгучий холод, который облепил мое лицо. Так как одежда еще не успела промокнуть, а я уже полностью погрузился в темную воду реки, то именно кожей лица я осознал, что сделал что-то не так. Через пару секунд я осознал это всем телом. Мои руки судорожно поднялись, чтобы вытянуть мое тело из этого ужасного места, но вдруг уперлись в нечто твердое. Надо мной был только лед. Мои пальцы медленно двигались по нему, так как меня уносило течением. Какой он был гладкий этот лед, какой невероятно гладкий. Холодный и твердый, но приятный. Лед с той стороны, которую видят только обитатели подводного мира и те, кто никогда больше не вернется в земную жизнь. Но мне этого не хотелось, мне хотелось в земную жизнь, и я, царапаясь под этой прочной гладью, поплыл наперекор течению.

Что меня заставляло делать это, я не знал, но в моем сознании четко сидела мысль: «плыви, нельзя так, ты еще нужен. В этом мире ты не сделал то, что должен был сделать. Тебе нельзя так». И я плыл, царапая эту обжигающую гладкую поверхность.

Неожиданно мои пальцы словно провалились в другое измерение. Там было немного холоднее, но там уже было то, чего я не ощущал долгое время и чего мои горящие легкие жаждали, как манны небесной. Там был кислород. Я изо всех сил подтянулся на руках и словно в первый раз глотнул воздуха. Полностью выбраться из воды было делом нескольких минут.

И вот я сидел над темным миром, который по моим ощущениям теперь казался намного теплее этого до боли в глазах светлого и непонятного пространства, ограниченного серыми облаками. Там внизу было теплее и уютнее, но нечем было дышать. Здесь был воздух, но не было желания жить. Чувствовался только ужасный холод. Это было мое второе рождение.

Таким же холодным был и этот ключ, который вызывал у меня все те же неопределенные ощущения. Тут во тьме было намного приятнее, но нечем было дышать. А там, наверху, наверно, был воздух, но я туда не хотел.

Я повернул кисть ладонью вверх и разжал пальцы. Ключ воспарил надо мной, на секунду завис в воздухе и неожиданно направился прочь из тронного зала Астарота, оставляя за собой тускнеющий серебристый хвост. Я двинулся за ним.

Покружив среди искривленных башен верхней части замка, мы направились к одной, стоящей немного в стороне от других. Влетев в нишу, которую, наверно, следовало считать дверью, я очутился в просторном высоком коридоре, по обеим сторонам которого располагались широкие тяжелые двери. Подлетев к одной из них, ключ остановился и начал пульсировать серебристым светом. Дверь заскрипела и приоткрылась. Я вошел в комнату.

Моя келья не отличалась богатой отделкой тронного зала Астарота. В ней была только небольшая кровать, высеченная из камня, несколько кресел из того же материала и большой, изобилующий различными знаками круг, начерченный на полу.

Я присел на кровать и закрыл глаза. Какого-либо неудобства я не ощущал. Казалось, мне одинаково комфортно будет и на каменной кровати, и на мягком диване, и на холодном снегу, и на раскаленных углях. Единственное, что я чувствовал – это неимоверную усталость и вселенскую пустоту внутри.

Я находился в таком состоянии некоторое время, и мне даже показалось, что на мгновение я забылся сном. Какие-то невообразимые картины представлялись моему сознанию. Древние побоища, в которых схлестнулись неведомые существа; горящие синим огнем города и деревни; разоренные дома; огненная река; Стигийские псы; Харон, управляющей своей лодкой; Цербер, медленно бредущий по мрачному гроту; Астарот, распахнувший за спиной черные крылья; бесконечные лабиринты и башни замка, в которых, как я чувствовал, скрывалось нечто, с чем лучше не встречаться; огромные багровые ворота, которых я никогда еще не видел, из отливающего стальным блеском материала. Все это сумбурной волной прошлось по моему сознанию от одной стороны черепа к другой и обратно. Потом завертелось в огромной воронке, сжалось до состояния точки и, вдруг, исчезло, породив приятную пустоту.