Пухлые губы малиновой дамы растянулись в усмешке, а затем потемнели, иссохли и съежились. Обнажились гнилые зубы, обвисли и потускнели щеки. Высокая прическа опала, волосы рассыпались по плечам и истончились до состояния паутины.

Полина бесстрастно наблюдала за представлением. Ничего нового, ничего удивительного – типичное поведение нарцисса. Поняв, что спектакль не произвел должного впечатления, малиновая дама бросилась на Полину. Золотая нить врезалась призраку в грудь, отбрасывая к двери. Полина мысленно похвалила себя, что не израсходовала все запасы на хозяина, – вот и хозяйке досталось.

Вперив в Полину тяжелый взгляд, та просипела что-то, но голос утонул в треске ломающихся досок. А треск – в страшном грохоте: в столовой частично рухнул потолок.

На голову Полине полетели куски дерева и какое-то крошево. Паркет под ногами стал расползаться быстрее, как истертая, застиранная ткань. Полина попятилась.

– Готово! – крикнул Ипполит Аркадьевич.

Его «готово» оказалось небольшим проемом, при беглом взгляде на который нельзя было сказать, пролезешь или застрянешь. Подхватив кресло, Ипполит Аркадьевич швырнул им в окно. Взметнулось облако пыли, и стекло, пробитое ножкой, брызнуло наружу. Поболтав креслом из стороны в сторону, чтобы расширить пробоину, Ипполит Аркадьевич отбросил его. Под звуки гибнущего дома он прикрыл глаза воротником и нырнул в проем. Следом прыгнула Полина.

Ипполит Аркадьевич упал на доски веранды, Полина – на Ипполита Аркадьевича. Оба тотчас вскочили. С легкостью перемахнув через поручень, опекун обернулся и протянул руки, чтобы помочь своей подопечной. Полина подобрала юбку, села на перила и соскользнула вниз. Они припустили прочь. Отбежав на безопасное расстояние, обернулись.

Раздался дикий призрачный вой, и дача с грохотом сложилась внутрь, как раздавленный пряничный домик.

Нити, тянувшиеся от руки Полины, лопнули и растворились. Она разжала пальцы, пошевелила ими и поскорее натянула перчатку. Сплюнула труху, набившуюся в рот. Отряхнула волосы от щепок. Поправила юбку и поглядела на опекуна.

Он сидел в траве. Острые коленки, обтянутые черной тканью брюк, походили на пики гор в безлунную пасмурную ночь. Маска висела на одном ухе. Ипполит Аркадьевич держался за голову и слегка раскачивался из стороны в сторону.

Нужно было идти – невдалеке их поджидала машина, – но никто не двигался с места. Полина фыркнула, представив, как водитель Губернатора все это время помирал со скуки. Ему запретили брать с собой телефон, чтобы никто не смог отследить место.

Наконец, не сговариваясь, Полина и Ипполит Аркадьевич побрели к дороге. Задание они выполнили. Правда, частично: труп нашли, но не забрали. Впрочем, Полина не сомневалась: у Губернатора есть люди, готовые без лишних вопросов достать мертвеца из-под обломков. Призраки им больше не грозят. Привязанные к своему дому, они сгинули вместе с ним.

Водитель, окинув взглядом замызганную одежду, спросил:

– А где жмур?

– Вон его могильный холм. – Ипполит Аркадьевич махнул в сторону разрушенной дачи. – Если есть лопата – милости прошу!

Больше водитель не проронил ни слова. Сели, поехали. По пути в город Ипполит Аркадьевич тоже молчал, и в его безмолвии таился огонек, бегущий по фитилю. Стоило переступить порог квартиры, как опекун взорвался бранью. Таких выражений Полина еще не слышала, хотя Ипполита Аркадьевича нельзя было назвать сдержанным и благовоспитанным человеком. Бледный до лиловости, он ушатами выливал все, что скопилось в душе.

Полина вздохнула, достала из сумочки отцовскую флягу со святой водой, открутила крышку и плеснула Ипполиту Аркадьевичу в лицо. Тот вздрогнул, заморгал. Утершись рукавом, недовольно уставился на Полину. Выглядел Ипполит Аркадьевич как человек, который впервые за долгое время прилег поспать, а его наглым образом разбудили.