– Привнести что-то новое из другой культуры, а вот находясь внутри этой культуры, придумать что-то новое нельзя. В нём не будет принципиальной новизны. – послушно проговорила Мила фразу из лекций Евгении Александровны.

– Вот! Видите, Василий Андреевич?! Даже студенты знают. Любая попытка придумать что-то принципиально новое станет просто извращением уже существующего. Обычно такие попытки – это стандартный протест, как правило, он ни к чему не приводит. Не нужно придумывать новое, нужно внимательно вглядываться в то, что есть – долго и вдумчиво. – Евгения Александровна смотрела в окно, мы проезжали мимо красивого леса. Высокие стройные ели поблёскивали на апрельском солнце. Впереди было ещё много времени в пути. – Так вот, о чём это я?

– Вы говорили о том, что человек всегда зависим от культуры, в которой воспитан, и изменить ничего не может. – быстро ответил я.

– Может, конечно может. При необходимой степени мотивации. – Евгения Александровна повернулась ко мне и широко улыбнулась, – Он может стать частью другой культуры, ну или синтезировать несколько культур общих в одной своей личной. Всё это энергозатратно, требует от человека высокой степени образования и мощных аналитических способностей ума. Нужен очень сильный внутренний дискомфорт при нахождении в родной культуре, чтобы было желание перейти в другую. Ну, например, человека очень сильно обидел кто-то очень родной… Хотя… Обиды забываются. Особенно с возрастом. Уйти от привычного окружения человеку тяжело. С возрастом человек всё больше становится похож на того, кто его воспитал. Максимум, что у него получается сделать – это отказаться от какой-нибудь незначительной части того, что предлагает ему его культура.

– Ну это же плохо. – С сожалением в голосе заунывно протянул я, и тут же испугался своей смелости спорить с самой Евгенией Александровной.

– Плохо. – Вдруг неожиданно согласилась она. – Плохо, если культура деструктивная. Например, семья пьющих людей, а ребёнок не может или не хочет вырваться из этой атмосферы и идёт по этой же стезе. Если культура воров или мошенников – тоже плохо. Принцип действует против человека. Трудно уйти из Содома, если ты к нему привык, а тем более, если ты в нём родился. Нужны усилия, неординарность, чтобы покинуть это пространство и не оглядываться.

– Вы имеете ввиду жену Лота, которая превратилась в соляной столб потому, что оглянулась? – радостно спросил я, понимая, что речь идёт о том, что я знаю.

– Это метафора. Если быть точной, жена Лота была привязана к своему хозяйству, к дому, к хорошей земле. Она не была содомиткой, муж её от этого защищал. А содомитам уйти из Содома было нереально. Там был только один способ – всё сжечь. Их невозможно было изменить.

– Вам не кажется, что это слишком суровое наказание за то, что человек просто оглянулся? – я не верил своим ушам, но да, я решил поспорить с Библией… да ещё и в разговоре с Евгенией Александровной.

– А это не наказание. И в культуре не бывает никаких «просто». Это суть происходящего процесса. С тем, что тебе дорого, ты захочешь остаться в любом виде, даже в виде соляного столба. Нельзя привязываться к материальным вещам, станешь материальной вещью. Она любила дом, ей там хорошо жилось, сытно. Она не блудила, у неё был муж, который её защищал своей праведностью. Они смогли там вырастить дочерей… Ей было жаль всё это оставлять.

– Для неё это было благо, поэтому она и обернулась. Так я понимаю?

– Нужно было слушать мужа. – Евгения Александровна снова повернулась ко мне, с еще более радостной улыбкой, – Разве не понятно? Это единственное благо для женщины. Муж тебя уводит от беды – уходи, не оглядывайся. Он с Богом разговаривает, ему виднее. В данном примере Лот – это представитель другой культуры, другого духа, который может вывести других людей из агрессивной среды, от деструктива. Как он туда попал и зачем, это уже другой вопрос, тоже интересный, но другой, главное, что за годы жизни в Содоме он не стал содомитом и смог вовремя уйти оттуда. Смог сохранить свою культуру. Это очень сложно.