В начале 1604 г. на русско-шведской границе было перехвачено письмо иноземца из Нарвы, в котором говорилось, будто бы сын Грозного Дмитрий «жив, ходит в монашеском одеянии и сейчас у казаков». Годунову донесли, что след самозванца обнаружился в Киеве, затем на Волыни. Соперник царя Бориса – Лжедмитрий I (он же Григорий Отрепьев) был холопом у бояр Романовых. Осенью 1604 г. Лжедмитрий-Отрепьев, заручившись поддержкой польского короля Сигизмунда, перешел границу России во главе 3-тысячного отряда польско-литовских войск. В разгар борьбы Борис Годунов умер. 13 апреля 1605 г., отобедав с иностранными послами в Золотой палате, он поднялся на балкон верхних покоев, как утверждали, «снедаемый горем»; у него хлынула кровь изо рта, носа и ушей. «Дохтуры» сочли, что это «удар» (инсульт). Исаак Масса так описывал события после смерти Бориса Годунова в 1605 г.: «Годуновых (родственников умершего царя – прим. автора) связали и заточили по темницам, каждого отдельно, равно как Вельяминовых и Сабуровых и всех их приверженцев; и все их дома были отданы на разграбление, и они были дочиста расхищены, так что грабители убивали друг друга, и во время грабежа некоторые забрались в погреба, где стояло вино, и они перевернули бочки, выбили днища и принялись пить, черпая одни шапками, другие сапогами и башмаками, и они с таким жаром предались питию, – на что они все там падки, – что потом нашли около пятидесяти человек, упившихся до смерти»131.

Тем не менее борьба с пьянством, которую проводил Борис Годунов, дала определенные результаты. Так, уже во времена Смутного времени польский дворянин Самуил Маскевич в 1609 г. состоявший в войске короля Сигизмунда III и участвовавший в осаде Смоленска, а в 1610–1611 гг. находившийся в Москве, уже преданной в руки поляков, отметил следующее: «Москвитяне соблюдают великую трезвость, которой требуют строго и от вельмож и от народа. Пьянство запрещено; корчем или кабаков нет во всей России; негде купить вина, ни пива; и даже дома, исключая бояр, никто не смеет приготовить для себя хмельного; за этим наблюдают лазутчики и старосты, коим велено осматривать дома. Иные пытались скрывать бочонки с вином, искусно заделывая их в печах, но и там, к большой беде, виновных находили. Пьяного тотчас отводят в "бражную тюрьму", нарочно для них устроенную; там для каждого рода преступников есть особая темница; и только через несколько недель освобождают от нее, по чьему-либо ходатайству. Замеченного в пьянстве вторично снова сажают в тюрьму надолго, потом водят по улицам и нещадно секут кнутом; наконец освобождают. За третью же вину опять в тюрьму, потом под кнут; из-под кнута в тюрьму, из тюрьмы под кнут, и таким образом парят виновного раз до десяти, чтобы, наконец, пьянство ему омерзело. Но если и такое исправление не поможет, он остается в тюрьме, пока не сгниет»132.

В ходе Смуты экономика пришла в упадок. При этом как только новый Михаил Федорович Романов вступил на престол, согласно историку Н.И. Костомарову «так к нему обратились всяких чинов служилые люди, представляли, что они проливали кровь свою за Московское государство, терпели всякую нужду и страдания, а между тем их поместья и вотчины запустели, разорены, не дают никаких доходов; недостает им ни платья, ни вооружения. Они просили денег, хлеба, соли, сукон и без обиняков прибавляли, что если им царского денежного и хлебного жалованья не будет, то они от бедности станут грабить, воровать, разбивать проезжих по дорогам, убивать людей, и не будет никакой возможности их унять». Михаил Федорович и Земский Собор «разослали повсюду грамоты, приказывали собирать скорее и точнее подати и всякие доходы, следуемые в казну, сверх того умоляли всех людей в городах, монастырях давать в казну взаймы все, кто что может дать: денег, хлеба, сукон и всяких запасов. Приводилось в худой пример то, что московские гости и торговые люди в прошлые годы пожалели дать ратным людям денег на жалованье и через то потерпели страшное разорение от поляков. Такие грамоты посылались преимущественно в северо-восточный край, менее других пострадавший, и в особенности к богатым Строго-новым, оказавшим важное пособие Пожарскому и Минину», но «то, что поступало в казну, оказывалось недостаточным.»