Где звезд огни горят нам россыпью златою?

И что таит от нас небес густой покров?

Найдется ль Пастырь там испуганных миров,

Что гонит их стада в неведомом просторе?

И стонет ли эфир, его указам вторя,

Пока миры, дрожа, ведут свой вечный бег?

– Но может ли узнать все это Человек

Иль помыслы о том – лишь праздные мечтанья?

И если краток путь с рожденья до закланья,

Куда уходим мы? Нас примет глубина

Тех океанских вод, где плещут Семена,

Зародыши, Ростки? А после Мать-природа

Нас воскресит – и мы однажды пустим всходы,

Как роза и зерно с пришествием весны?..

Нам не узнать того! Умы окружены

Невежественной тьмой и облаком тумана!

Из лона матерей явились обезьяны,

Которым ничего постигнуть не дано!

Мы жадно в мир глядим – но все вокруг темно!

И хлещет нас крылом сомнений злая птица,

И дальний горизонт умчаться прочь стремится!..

. . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Раскрылись небеса! Секреты их постиг

Сегодня Человек, свободный от вериг!

И ныне, окружен величием Природы,

Заводит песню он… и вслед леса и воды

Поют счастливый гимн, освободясь от зла!..

– Явилась в мир любовь! Любовь к нам снизошла!..

О, плоти красота! Величье идеала!

Возврат поры, когда любовь легко ступала,

И подчинял себе героев и богов

Стрелой малыш Эрот, и Каллипиги зов

Цветам дарил весну, а душам трепетанье,

И белоснежных роз текло благоуханье!

– О Ариадна, ты на краешке земли

С рыданием следишь, как в голубой дали

Белеет над волной Тесеево ветрило;

О девушка, не плачь! Твой разум ночь затмила!

Вот Лисий на своей квадриге золотой

Спешит, заворожен твоею красотой;

Влечет его пантер восторженная стая,

И брызжет виноград, дорогу обагряя.

– Несет Европу Зевс в обличии быка,

На спину посадив, и белая рука

Красавицы нагой за жилистую шею

Его приобняла, смущаясь и робея;

Он повернулся к ней среди студеных струй;

Она, закрыв глаза, приемлет поцелуй

Горячих уст его с томлением во взоре,

И пеной золотой ее ласкает море.

– Вот Лебедь на воде, в мечтанья погружен,

И белизной крыла объемлет Леду он,

Меж лотосом плывя и пышной лавророзой;

– Киприда между тем скользит волшебной грезой

И, красотой горда, вершит свой царский путь,

Не покрывая чресл, показывая грудь

И снежный свой живот, что черным мхом украшен;

– Вот шествует Геракл, неистов и бесстрашен,

Чей препоясан торс косматой шкурой льва,

И к облакам его возведена глава!

Стоит, освещена июльскою луною,

Дриада в тишине, и голубой волною

Течет ее коса; она обнажена,

И звездный свет во мху касается колена,

И смотрит в небеса бессловные она…

– Роняет белый луч стыдливая Селена

Туда, где вечным сном уснул Эндимион,

И поцелуй ее сияньем озарен…

– В журчаньи родника тоска и упоенье…

То Нимфы над водой мечтательное пенье

О юноше, что вдаль ушел в глухой ночи.

– Лобзанья ветерка призывно горячи,

Но он умчался прочь. И в темноте молчащей

Один лишь древний храм царит над мрачной чащей,

Где свил гнездо снегирь на мраморном челе…

– И боги смотрят в Мир и внемлют Нам – во мгле.

По черной глади вод, где звезды спят беспечно,

Огромной лилией Офелия плывет,

Плывет, закутана фатою подвенечной.

В лесу далеком крик: олень замедлил ход.

По сумрачной реке уже тысячелетье

Плывет Офелия, подобная цветку;

В тысячелетие, безумной, не допеть ей

Свою невнятицу ночному ветерку.

Лобзая грудь ее, фатою прихотливо

Играет бриз, венком ей обрамляя лик.

Плакучая над ней рыдает молча ива.

К мечтательному лбу склоняется тростник.

Не раз пришлось пред ней кувшинкам расступиться.

Порою, разбудив уснувшую ольху,

Она вспугнет гнездо, где встрепенется птица.

Песнь золотых светил звенит над ней, вверху.

Офелия, белей и лучезарней снега,

Ты юной умерла, унесена рекой: