– Конечно. Александер до сих пор не может получить российское гражданство, поэтому мы предпочитаем всё оформлять на меня.

– А картины кому принадлежат?

– Картины, разумеется, Алексу. Большинство куплено им еще когда мы жили в Европе. Сейчас заниматься этим бизнесом стало намного труднее, тем более, когда наша страна почти отрезана от остального мира… Но есть Китай, Турция…

– Я так понимаю, Виктория, что Вы не очень ревнивы, – Пузырев по своей излюбленной привычке резко сменил тему.

– А Вы? – вопросом на вопрос ответила женщина.

– Я очень ревнив, – Андрей усмехнулся и решил немного поспекулировать на этой теме. – Я до сих пор ревную к другим мужчинам девушку, в которую был влюблен в школьные годы.

– Алекс тоже меня ревновал… раньше, – Виктория покачала головой. – Сами понимаете: подиум, поклонники, перед которыми я часто представала почти без одежды. Но я вот никогда этим не страдала. Я смотрю на вещи проще: если мужу что-то надо, если ему в какие-то моменты мало моего тела, то почему бы ему не пользоваться чем-то еще для получения радости и удовольствия.

Хотя открытым текстом речи о проститутках в мастерской не было, жена Юнкера правильно расценила посыл мужа о полиции нравов. Это несколько насторожило Пузырева, но придраться ему всё же было не к чему.

– У вас, господа полицейские, еще есть вопросы к моей жене? – довольно сухо спросил Алекс.

– Нет, вопросов больше нет, – Пузырев покачал головой. – Я только хотел бы заглянуть в еще одну комнату.

– В какую? – удивленно спросил Юнкер.

– В шестую. На Вашей половине этажа, Алекс, расположено три комнаты, а на стороне Виктории только две. Судя по тому, что мастерская Вашей жены не столь уж и велика, исходя из планировки дома, можно предположить, что тут должна быть еще одна комната, выходящая окнами туда же, куда и эта мастерская.

В помещении повисла гробовая тишина. Пузырев, как ни в чем не бывало, оглядывался по сторонам, Федор удивленно смотрел на сыщика, супруги Юнкер напряженно смотрели друг на друга.

– Я, конечно, не настаиваю, – Андрей пожал плечами, – вы можете мне даже поклясться, что больше в доме нет никаких помещений. Но я ведь могу достать технический план дома, это не проблема, изучить его и прийти сюда уже с постановлением на осмотр дома на предмет незаконной перепланировки.

– Незаконной перепланировки нет, – покачал головой Алекс, – всего-то переделали дверь. Сделали вход в комнату не из коридора, а из мастерской.

Мужчина подошел к ширме, загораживающей часть стены, и сдвинул ее в сторону. За ширмой была дверь.

– Где-то через год после того, как я переехал в вашу страну, я встретил на Невском проспекте художницу, – Алекс задумчиво почесал переносицу. – Она очень хорошо рисовала, но выглядела ужасно. Мы разговорились, и выяснилось, что ей негде жить, а денег не хватает даже на пропитание. Я пригласил ее к себе, выделил ей комнату, позволил рисовать, сколько захочет.

– Я понимаю, что Ваша жена неревнива, но всё же… – Андрей перевел взгляд с Юнкера на его жену.

– Я ничего не имела против, тем более что женщина была старше меня и не блистала красотой, – усмехнулась Виктория. – Я даже получила от этого знакомства пользу.

– Да, – подтвердил слова жены Алекс, – благодаря Серафиме, а так звали художницу, моя супруга приобщилась к искусству. Серафима научила Викторию рисовать, мы даже специально перенесли вход из коридора сюда, чтобы женщины в любое время могли заниматься своим любимым делом.

– Дверь-то откройте, – улыбнулся Пузырев.

– У меня нет ключа, – покачал головой Алекс. – Два года назад, не сказав ни слова, Серафима покинула наш дом, ушла от нас в неизвестном направлении. Больше мы ее не видели, а я в эту комнату больше никогда не заходил.