Юнкер провел «полицейских» по всем комнатам второго этажа. Он показал им даже свою семейную спальню и две комнаты для гостей, ванную и туалет. Картин великих художников больше нигде не было, внутренние, не предназначенные для приемов помещения были обустроены более скромно, чем два главных зала.

– Пойдемте на третий этаж, – Юнкер вывел назойливых посетителей на лестницу. – Там, кроме мастерской моей жены, есть еще пара помещений.

Планировка третьего этажа была совсем другой, не такой, как этажом ниже. От лестницы тянулся длинный коридор, из которого в две стороны выходило пять дверей.

– Здесь у нас с Викторией помещения для отдыха друг от друга, – улыбнулся Алекс. – Справа три мои комнаты, где я могу отдохнуть, поработать, принять своих гостей отдельно от жены. Слева ее мастерская и тоже комната для приема уже ее гостей.

Хозяин дома остановился около одной из дверей и постучался.

– Можно, дарлинг? – спросил он через дверь. – Я показываю дом господам полицейским.

– Да, конечно, заходите, – раздался из-за двери приятный довольно низкий бархатный голос.

Войдя в огромное, освещенное люстрами и прожекторами помещение, Пузырев замер. На фоне темного окна, с пасмурным серым небом за ним, около большого мольберта стояла высокая белая фигура. Андрей не сразу узнал женщину, которую он видел накануне около дома.

Виктория была чуть ли не на голову выше мужа. На ней было надето что-то типа длинного белого купального халата из старинных иностранных фильмов, на голове красовался белый высокий тюрбан. Взгляд мадам Юнкер был не столь презрителен и высокомерен, как на улице. Наоборот, его можно было с некоторой натяжкой даже назвать приветливым.

– Чем мы заинтересовали полицию? – удивленная улыбка появилась на лице Виктории.

– Они расследуют убийство на улице. Помнишь, Григорий говорил о ночных выстрелах.

– А да, что-то говорил, – женщина махнула рукой, держащей кисточку, – но мы ведь спали и ничего не слышали.

– Вы часто рисуете здесь? – спросил Пузырев, подходя к окну и глядя на противоположный дом.

Сыщик сразу увидел, что балкон в квартире Ксении смотрит прямо в окна мастерской Виктории. Андрей окинул взглядом помещение, прикидывая размеры, подсчитывая количество окон. Отложив кисть, жена Юнкера вытерла руку о белый халат, оставив на нем оранжевую полосу, и наконец ответила на вопрос детектива:

– Если я дома, если не нахожусь в спальне или ванной, то всё время провожу именно здесь. Конечно, я не великая художница, но мне нравится водить кистью по холсту.

– Глянуть можно? – Андрей с улыбкой кивнул на мольберт.

– Ну-у… только не говорите своего мнения, – во взгляде Виктории читалось неподдельное веселье.

Пузырев подошел к картине. После шедевров, которыми были увешаны стены залов второго этажа, смотреть на картину, над которой работала женщина, было несколько удивительно. Мазней назвать это было нельзя, но и рисунком сыщик бы эти разноцветные бесформенные пятна не назвал бы.

– Почему Вы молчите? – улыбка Виктории стала даже несколько игривой.

– Ну, Вы просили меня не высказывать своего мнения, – Андрей с некоторым вызовом посмотрел в необычайно красивые женские глаза.

– Дарлинг, господа полицейские пришли сюда не для того, чтобы любоваться живописью, – усмехнулся Алекс. – У них возникли вопросы, которыми обычно интересуется полиция нравов.

– А она еще существует? – тонкие черные брови взметнулись вверх, глаза удивленно уставились на Андрея.

– Нет, конечно, – Пузырев покачал головой, – Ваш муж просто не совсем правильно понял причину нашего интереса к Вашему дому. Квартира ведь принадлежит Вам, Виктория?