Он наклонился над пленным, но тот лишь тихо застонал. Только сейчас под изрубленным бушлатом капитан разглядел плечо, в котором зияла глубокая безобразная рана. Открытые участки, на мускулистом теле проглядывающие сквозь рваную ткань одежды, отливали белизной. Множество линий татуировок казались черными.

Истек кровью. Не жилец…

Пленник закашлялся и что-то проговорил. Витал присел напротив в попытке расслышать и сейчас же скрипнул зубами от боли в боку и мышцах. Ему в грудь вяло ткнулся сжатый кулак со сбитыми костяшками.

– Среди волн… мы… находим… истину… – прошептал пират.

Рука его бессильно опала, и пара круглых резных золотых колец покатились по доскам палубы.

Витал уже понял, кто перед ним, но все же убрал мокрые волосы с бледного лица умирающего.

Его легко было узнать, даже несмотря на косматую бороду и полностью заплывший левый глаз.

Венсан.

Сколько лет назад они говорили в последний раз? Что сделали с ним годы? Узнал ли он Витала? Как вышло, что он стал изгнанником? Почему, Морской Дьявол подери, он оказался в этих водах и напал на бывших согильдийцев? Неужто на его-то борте не было переговорных флагов?!

Витал молча смотрел на знакомое с детства лицо и понимал, что ответов он никогда не узнает. Единственный видимый глаз закатился, а ледяная посиневшая ладонь говорила о том, что Венсан пребывал уже в ином мире. Запоздалые попытки привести его в чувство оказались тщетны.

Проморгавшись от застилавшей глаза влаги, Витал потер лоб и через боль выпрямился во весь рост.

– Лукас. Для нашего пленника уже все кончено, – он старался ничем не выдать дрожь в голосе. – Это Венсан. Похороним его по чести. Когда-то он был нам братом…

– Но разве так можно?.. – раздался чей-то неуверенный голос позади.

– Он заплатил за свои похороны. И мы принимаем эту плату, – отрезал капитан, и в его ладони сверкнули поднятые с палубы кольца.

Спустя полчаса непривычно молчаливая команда теснилась у борта, и десятки рук сжимали снятые головные уборы.

Витал обвел взглядом ряды закутанных в ткань тел в последний раз. Внутри кипела непостижимая злость. Сил определить ее адресата не осталось. Скорее, он негодовал на проклятых пиратов, что стали на пути их эскадры. Или, быть может, он злился на каждого из тех, кто оказался в этих мешках за их нерасторопность? Или за излишнюю браваду в бою? А может, больше всего он был зол на самого себя за то, что не нашел способа предотвратить все эти смерти?

На плечо легла тяжелая рука. Маркиз проскрипел:

– Пор-ра, капит-тан.

Отвернувшись, Витал сердито шмыгнул носом и посмотрел на плотника в упор. Тот только медленно покачал головой. Капитан опустил глаза. Не прими на себя капитанство, он мог бы себе позволить отдаться гореванию. Он мог бы молчаливо раскуривать трубку и предаваться воспоминаниям, лишь бы не отпускать погибших. И Витал все оттягивал момент, когда короткая молитва морского народа поставит точку и назовет мертвых мертвецами. Казалось, произнеси он формулу прощания, и объятия его памяти разомкнутся, чтобы отпустить братьев в вечность забвения. Но плечи расправились, спина распрямилась, и он проговорил:

– Рожденные морем в бездну морскую и вернутся. Ласковой глубины, братья.

– Ласковой глубины, – вторили ему голоса вокруг.

Жан и Жак, хмурые, тихие, зареванные, одного за другим отправляли погибших мореходов за борт.

В тишине подступающих сумерек раздалась невыносимо долгая череда всплесков.

– Экипаж, па-а-адъем!

– Подите вон, – промычала Селин и перевернулась на другой бок.

– Птичка, одевайся и спускайся к нам в кают-компанию. Все уже собрались. Намечается пирушка!