– Доброго вам пути, отец, – сказали девочки, и голос Вилмы показался непривычно звонким. Значит, все-таки она.

Герцог вышел из комнаты и зашагал по коридору. Из соседнего прохода чуть ли не вприпрыжку выскочил молодой человек, а скорее даже мальчик, на вид лет шестнадцати.

– Герцог, вас ожидают, – выпалил он, уставившись на Фрэнсиса сияющими глазами.

– Ведите себя прилично, – сухо ответил герцог, на старости лет взявший в привычку разговаривать с окружающими суровее, чем с дочерьми. – Следуйте за мной.

Фрэнсис шел не быстро: годы и старые раны никому не придают сил. Поэтому юный Мейсон то и дело едва не опережал его, а потом долго перетаптывался за спиной, ожидая, пока герцог отойдет на некоторое расстояние, и тут же снова срывался с места. Слушать его отрывистые шаги и нетерпеливое, как у стригунка, дыхание, Фрэнсису быстро надоело, и он с радостью пропустил бы мальчишку вперед, но это было бы вопиющим нарушением этикета, разве что герцог дал бы своему порученцу задание. Увы, все, что следовало сделать, уже было сделано, что-то слугами и свитой, что-то Дином – кстати, весьма неплохо. Теперь приходилось терпеть. Вдобавок мальчишку, кажется, распирало от желания поговорить, а начать беседу первым он не имел права.

Уже у дверей герцог смилостивился над юным Мейсоном и спросил:

– Полагаю, вы предвкушаете, что скоро увидите красоты столицы?

– Да, монсеньор, – поспешно кивнул Дин. – Отец рассказывал, что там прекрасно.

Прекрасно-то прекрасно, но ровно до тех пор, пока вот такие юнцы приезжают и начинают с самоуверенным видом творить жутчайшие глупости. Чего греха таить, и он, Фрэнсис, когда-то ничем от них не отличался и был рад, что помнит это до сих пор. Но тем не менее он надеялся, что виконт Мейсон не помчится, очертя голову, ввязываться в неприятности на следующий же день после приезда.

– Он был прав, молодой человек, – согласился с Джонатаном Фрэнсис, слегка улыбнувшись. Воспоминания о прошлом нахлынули на его. – Может быть, если вы станете вести себя достойно, я расскажу о некоторых проделках вашего отца в молодости.

Мейсон просиял.

– Но только немного погодя, – заметил Фрэнсис, – сначала мы должны выехать.

– Я понимаю, монсеньор, – мальчик широко улыбнулся.

Фрэнсис неодобрительно покачал головой. Конечно, Дина можно было понять, но все-таки в его возрасте и положении следовало бы воспитывать в себе спокойствие и выдержку.

Если уж его отец этим не занимался, значит, герцог Эртвестский попробует сам приучить молодого человека к хладнокровию и терпению.

Когда наконец тронулись в путь, бедный Дин уже места не находил, и Фрэнсис с усмешкой сказал:

– Ну, спрашивайте же. Что вам рассказать?

– А что вы можете, монсеньор? – деловито осведомился графский наследник.

– Ну, например, о том, как ваш отец добывал локон прекрасной дамы.

– Матушкин? Да, они мне рассказывали, – кивнул Дин. – Они до сих пор его берегут.

Выходит, жизнь ничему не научила графа Мейсона, и он попытался повторить свою

глупую выходку? Если Дин пошел в него, с ним будет много трудностей.

– О, нет, – ответил он, – до того, как ваш отец познакомился с вашей матушкой, он считал своим долгом вздыхать по столичной красавице. Правда, в дамы сердца он выбрал не знатную графиню, а племянницу одного барона, жившую у него из милости, но, надо сказать, очень красивую девушку с чудными золотыми локонами. Ваш отец залез, как водится, в окно, срезал своим кинжалом локон, и…

Фрэнсис сделал изящную паузу.

– Мало того, что бедняга чуть не оглох от криков и не лишился глаз из-за чужих ногтей. Когда ваш отец спасся бегством, надо сказать, не слишком почетным, он обнаружил, что локон, с таким трудом и кровопролитием добытый, не золотой, а седой. Он по ошибке забрался в комнату старой камеристки. А может быть, эта милая девушка заблаговременно поменялась с верной служанкой спальнями.