Есть и другие вопросы. Например, так ли последовательны и искренни сатирические нападки О. Хаксли на науку и технику? Действительно ли идея «мирового государства» казалась ему столь отвратительной? Разве цель достижения устойчивого «мира во всем мире» не оправдывает средства? В самом ли деле Олдос Хаксли считал результаты «неопавловского», бихевиористского воспитания безоговорочно негативными? Правда ли, что идея контроля над качеством и количеством человеческой популяции представлялась ему столь безнравственной? Каким на самом деле было отношение писателя к психофармакологическим способам воздействия на сознание, т. е. считал ли он применение наркотика «сома» излишним и безнравственным? Следует ли читателю воспринимать сатирическое изображение фрейдовских схем в «Дивном новом мире» некритически, т. е. как надежное свидетельство резко отрицательного отношения О. Хаксли к Фрейду и фрейдизму? Как видим, очевидные и подспудные вопросы просто-напросто не могут быть оставлены без ответа, ибо единая картина созданного писателем художественного мира является непротиворечивой лишь на первый взгляд.
Эта книга – продолжение и своеобразный итог размышлений и изысканий, целью которых было ответить на вопросы, занимавшие меня в течение десяти лет, со времени публикации монографии «Наука и литература: археология научного знания Олдоса Хаксли» (2008). Она адресована не только профессиональным филологам, историкам науки и культуры XX в. Надеюсь, что мои комментарии позволят и широкому читателю по-новому взглянуть на три романа Хаксли об альтернативных мирах.
Глава I
Безумный мир и остров гармонии
1. Невротические комплексы
Писатель, думается, берется сочинять утопии не столько потому, что он по природе своей мечтатель, сколько потому, что – возможно, бессознательно – стремится изжить, экстериоризовать собственные неврозы и фобии, а не только свое «недовольство цивилизацией» (воспользуемся фрейдовским определением глобального охранительного невроза, который держит человека в плену культуры, не позволяя ему дать волю агрессии и прочим инстинктам). Нащупывая «больные пункты» (воспользуемся терминологией еще одного нелюбимого писателем ученого, И. П. Павлова), т. е. потаенные, равно как и явные страхи Олдоса Хаксли, я надеюсь точнее ответить на вопрос о том, почему роман «Дивный новый мир» получился таким двусмысленным, а также на другой вопрос – почему последняя утопия Хаксли, «Остров», вышла столь однозначной и, несмотря на это, столь привлекательной.
Создавая «Дивный новый мир», сатиру в духе Свифта, Хаксли проводил фундаментальный и сокрушительный сеанс арт-терапии, самолечения творчеством, с целью не только разобраться в состоянии современного мира, но и справиться с одолевавшими лично его кошмарами. Нельзя не назвать те трагические события в биографии писателя, которые обусловили его интерес к психиатрии и психотерапии. Вопросы терапии в целом и в особенности психотерапии сильно волновали его из-за чувства некоторой отстраненности от мира, периодически обусловленной полной потерей зрения еще во время учебы в Итоне, и особенностями его интровертного психотипа.
В раннем возрасте, когда ему было всего восемь лет, Хаксли перенес первую тяжелую утрату: его мать умерла от рака. Вот как Джулиан Хаксли вспоминал их с Олдосом мать на ее смертном одре: «Никогда не забуду, какой иссохшей она выглядела, не забуду и то, как она отчаянно крикнула: “Почему я должна умереть, да еще и такой молодой!”»[9] Этот удар судьбы, несомненно, оставил глубокую рану в душе писателя, о чем, в частности, свидетельствует тот парадоксальный факт, что воспоминания детства, связанные с матерью, по его собственному признанию, совершенно стерлись из его памяти – это, очевидно, подтверждает их болезненную остроту (по крайней мере, так трактует подобную работу сознания психоаналитическая теория вытеснения).