После этого разговора с начальником таможни я тронулся в путь. От равата дорога идет к китайскому укреплению в Минг-юле, в котором размещается незначительный гарнизон. Перед укреплением, которое само по себе никакого стратегического значения не имеет, возвышается стена: она преграждает дорогу и спускается к самой реке, так что пройти можно только через ворота, охраняемые китайскими солдатами. Выглядят стражники презабавно: среднего или небольшого роста; с выбритыми, нередко рябыми лицами и пергаменно-желтого цвета кожей; головы солдат обриты наголо, а растущие у основания черепа длинные волосы заплетены в косичку, в которую вплетена также черная лента, доходящая до пят или замысловатым способом заткнутая за пояс; ходят солдаты в широких и коротких курмах голубого цвета, длиною до середины бедра, застегивающихся сбоку. На голове вместо круглых чиновничьих шапочек – платки разных цветов, причем всегда чудовищно грязные, завязанные сзади или на лбу на маленький узелок. На ногах – широкие штаны, завязанные в области щиколотки, или одни наго-ленники – т. е. короткие панталоны, которые от лодыжек поднимаются чуть выше коленей, а затем крепятся с помощью широкой ленты к поясу на животе; из-под ленты виднеются вечно грязные кальсоны, сшитые из маты – грубого хлопчатобумажного материала.

Эти вояки, обутые в черные ботинки, матерчатые, а не кожаные, на высоких 5-сантиметровых подошвах, похожи не на солдат, а на баб, и смотреть на них без снисходительной улыбки невозможно. Однако в действительности китайцы отличные солдаты, так как имеют железные нервы, совсем не ценят свою жизнь и идут на смерть так хладнокровно, как, пожалуй, ни один народ на свете. Я имел возможность убедиться в этом четырнадцать лет спустя, когда воевал с ними в Маньчжурии, во время восстания «больших кулаков»[73], а позднее в бытность мою военным комиссаром в Мукдене, где местный цзянцзюнь (вице-король), сановник Цин, приговаривал к смертной казни сотни схваченных хунхузов (мятежных солдат – участников разбойничьих банд). Приговоренных выводили на площадь обнаженными по пояс, со связанными сзади руками; они сами вставали на колени друг за другом на расстоянии пяти-шести шагов. Затем вперед выходил палач – высокий, широкоплечий, также раздетый до пояса, с обернутым несколько раз вокруг бедер поясом из красного материала и с коротким широким мечом в руках. Приговоренный склонял голову, палач хватал его за косу, которую наматывал себе на левую руку, и одним движением отрезал голову и отбрасывал ее в сторону. Тело падало, из него потоками лилась кровь. Потом палач подходил к следующему по очереди, и так до тех пор, пока все осужденные не были обезглавлены. Сами они стояли на коленях и смотрели абсолютно спокойно на казненных предшественников, покорно склоняя свои головы перед палачом. Никто из них не кричал, не пытался вырваться из рук палача, никто не проявлял отчаянного желания спасти свою жизнь! Подобное желание столь чуждо природе китайцев, что даже конвой, который доставляет осужденных на место казни, находится не при них, а отгораживает часть площади от собравшегося народа, чтобы предотвратить давку, которая может помешать экзекуции. Приговоренные сами выстраиваются на площади, опускаются на колени во время объявления приговора и так и остаются стоять, покорно склоняя головы для казни. Лишь руки у них связаны сзади на тот случай, если палачу не удастся обезглавить осужденного с первой попытки и он может инстинктивно закрыть шею от повторного удара.

На солдатских куртках – на груди и на спине – нашиты большие белые круги, на которых черной краской написано имя рядового, а также командира его части.