27сентября. Вечером я выехал в Санта-Фе, который расположен на берегу Параны, на расстоянии около 300 английских миль от Буэнос-Айреса. Дороги в окрестностях Буэнос-Айреса после дождей были в очень плохом состоянии. Я не мог себе представить, чтобы здесь мог пробраться запряженный волами фургон; и в самом деле, фургоны двигались со скоростью не больше мили в час, а впереди шел человек, высматривавший, где бы лучше проехать. Волы были совершенно измучены; было бы большой ошибкой предполагать, что с улучшением дорог и ускорением передвижения соответственно возрастают и страдания животных.

Мы обогнали обоз из фургонов и стадо скота, державшие путь в Мендосу. Расстояние туда составляет около 580 географических миль, а путешествие совершается обыкновенно за 50 дней. Фургоны очень длинные, узкие и крыты тростником; у них только два колеса, диаметр которых в иных случаях доходит до 10 футов. Каждый из фургонов тащат шесть волов, которых подгоняют остроконечной палкой длиной не менее 20 футов, подвешенной под крышей; для коренных волов употребляют палку покороче, а промежуточную пару подгоняют острым выступом, отходящим под прямым углом от середины длинной палки. Весь инструмент в целом выглядит точно какое-то военное орудие.

28 сентября. Мы проехали городок Лухан, где через реку переброшен деревянный мост – самое необыкновенное в этой стране проявление прогресса. Потом мы миновали Ареко. Равнины казались плоскими, но в действительности дело обстояло иначе, ибо в некоторых местах горизонт отступал очень далеко. Эстансии отстоят далеко друг от друга, потому что здесь мало хороших пастбищ: местность покрывают заросли горького клевера или огромного чертополоха. Последний, хорошо известный по живому описанию сэра Ф. Хеда, вырос в эту пору года лишь на две трети; в одних местах он доходил лошади до спины, в других же еще не взошел, и земля 6ыла голая и пыльная, как на большой дороге.

Поросль сверкала яркой зеленью и представляла в миниатюре прекрасное подобие разбросанного островками леса. Когда чертополох полностью вырастает, громадные заросли его непроходимы; в них вьются только редкие тропки, запутанные, как в лабиринте. Они знакомы лишь разбойникам, которые живут там в это время года и по ночам выходят грабить и резать безнаказанно. Когда я спросил в одном доме, много ли теперь разбойников, мне ответили: «Чертополох еще вырос», – ответ, смысл которого был не сразу понятен. В прогулке по этим зарослям мало интересного, так как там водится немного зверей и птиц; исключение представляет лишь вискаша[141] и ее друг – маленькая сова.

Всем известно, что вискаша составляет характерную особенность фауны пампасов. К югу она встречается до Рио-Негро под 41° широты, но не дальше. Она не может, подобно агути, жить на пустынных, покрытых гравием равнинах Патагонии, но предпочитает глинистую или песчаную почву, производящую более обильную, и притом иную, растительность. Близ Мендосы, у подножия Кордильер, она встречается в близком соседстве с родственным ей альпийским видом. В ее географическом распределении весьма любопытно то обстоятельство, что, к счастью для жителей Банды Орьенталь, она никогда не встречается к востоку от реки Уругвай, а ведь в этой провинции есть равнины, которые, казалось бы, удивительно подходят для ее образа жизни.

Уругвай составил непреодолимое препятствие на пути ее переселения, несмотря на то, что через более широкую преграду – Парану – вискаша перебралась и теперь распространена в Энтре-Риос, провинции, лежащей между этими двумя большими реками. Близ Буэнос-Айреса вискаши чрезвычайно много. Излюбленным ее местопребыванием служат, по-видимому, те части равнины, которые в течение полугода зарастают гигантским чертополохом, вытесняющим тут все другие растения. Гаучосы заявляют, что эти животные питаются кореньями, и это представляется вероятным, если учесть большую силу их резцов и характер мест, где они водятся.