Дальше читать его стихи я был не в силах. Откинувшись на траву, я сразу же уснул. Снилось мне: ты – вся в белом-белом одеянии и мы идем, соприкоснувшись ладонями, по саду, который охраняет этот старик, а он сияет от радости и читает нам хорошие стихи. Ты молчишь, но – улыбаешься, берешь маленький лепесток яблони, дуешь на него, и он медленно-медленно летит ко мне. Я открываю ему навстречу ладони, но вдруг поднимается ветер, все сильнее и сильнее, лепесток летит в сторону, я бросаюсь за ним и вдруг с ужасом понимаю, что тебя рядом уже нет… А ветер еще сильнее, и вот грянула буря – я еле стою на ногах, порывы рвут на мне рубаху, откуда вылетает твоя единственная фотка, я хватаю ее и падая на землю, рыдая, прижимаю ее к губам. Просыпаюсь, действительно сильный ветер, на моих глазах слезы, я хватаюсь за нагрудный карман – твоя фотка на месте, долго-долго смотрю на нее, а потом прижимаю к губам. Вот так. Проклятый старикан, взбаламутил все внутри своими стихами и вином. Назло ему завтра буду критиковать все его выступления, даже если будет прав.

…Спал я, по-видимому, долго, проснулся с тяжелой головой и тревогой внутри. Тебя нет… Какой сегодня день – ах, да – воскресенье. Все стало ясно: суббота и воскресенье – это дни, в которые ты меня когда-то покидала. Стало немного спокойнее – ведь завтра – как и тогда – завтра ты можешь вернуться, нежно обнять меня и сказать: прости, прости, прости… А я тебе отвечу: “На розах блистанье росы новогодней прекрасно, Любимая – лучшее творенье господне – прекрасно. Жалеть ли минувшее, бранить ли его мудрецу? Забудем вчерашнее! Ведь наше cегодня – прекрасно!” Подумав об этом, я поморщился, почувствовав себя этим самым ненавидимым мной стариком – ведь это же так похоже на его стишонки. Вспомнил свою последнюю идею – критиковать его за все – и жадно открыл исписанные листки.

Так, начнем. Правда, те, вчерашние, – перечитывать нет сил. Будем следующие: что-то там насчет “милости Вечного” пел. Хорошо. Кто такой – или что такое – этот “Вечный”? Если это бог, тогда бы сразу так и сказал, зачем намеками? А это –  “или покой души за чашей обретал”. Ну уж – дудки: или вино или церковь, нестыковочка, уважаемый. Люди – у него – “жалкие ослы”, “пусты как барабаны, но заняты делом”! Сам ты – барабан! Трезвонишь только, пьешь, сад толком не охраняешь, вон – даже слесарь тебя ругает колхозный. А это… Но тут меня прервал наш “оракул” – незаметно подойдя (с вином и яблоками на тарелке), он заявил:

Никто не соединился с возлюбленною своей,

Пока не изранил сердце шипами, как соловей,

Пока черепаховый гребень на сотню зубов не расщеплен,

Он тоже не волен коснуться твоих благовонных кудрей.

Спорить с ним сразу же расхотелось – ум захватила мысль о “соловье”. Надо запомнить – обдумаю, когда буду один. Петрович присел рядышком – лицо вежливое, благообразное, спросил, каково было ночью, поднес вино и яблоки. Я с удовольствием отведал того и другого. Захотелось его отблагодарить, и я сказал, что некстати вчера нам помешал слесарь Володя, влез, неуч, в такую интересную беседу. Можно было бы и продолжить сегодня. На мое удивление, старик заметно погрустнел:

– Не мое это дело – учить уму-разуму, вы уж простите, разошелся вчера не на шутку, а с чего – сам не знаю. Прав он – сад стеречь надобно, а не вином и стихами баловаться. С библиотекарем, Владимиром Василичем, знаемся, вот он по-дружески меня и развлекает, а я – всех остальных. Только не слушает никто, вы, вот, исключение.

Я, все еще в надежде его разговорить: