– Ну, меня зовут Галина, – протянула мне руку.

– Толик.

– Читать вы будете. Всё-таки мужчина.

Неожиданно и впервые я почувствовал невероятную ответственность того, что я мужчина, но книгу не взял.

Она постояла и начала сама. Повторял за ней. Вообще, мама учила меня, как это делать, она часто ездила в соседний монастырь. Галина читала, её косынка слегка подёргивалась. А меня вдруг унесло, я чуть раскачивался на ногах из стороны в сторону. Сами звуки произносимых молитв вводили в транс намного сильнее, чем дидж. Казалось мне, все янтарные половицы вместе с новой, похожей на клавишу фортепьяно, гудят каким-то древним гудом.

– Проходите, проходите, пожалуйста, – оборачивалась вдруг Галина. – Деньги положите на столик, а свечки возьмите.

Появлялись люди, неслышно и вдруг. Если бы не Галина, я бы их не заметил. А она вновь и вновь оборачивалась:

– Сейчас молитву дочитаю.

Я злился на неё: выходить из транса, из этого гуда, не хотелось, и было неприятно. Я даже был готов читать сам, но не умел. Странно, но ставящие свечки, всё в те же ящички, меня вовсе не раздражали.

– Всё! – наконец сказала Галина и захлопнула книгу. Пошла в первый большой зал, где стоял стол со свечками и стеллажик с книгами и иконами.

Народу набралось уже человек пятнадцать. Одеты все кто во что горазд. Один парень вообще в поношенной футболке и зелёных резиновых сапогах. Так что я не чувствовал себя чужим. В окна одной стороны храма чуть наискосок ярко пробиваются солнечные лучи, ударяются в пол, бегут полосами на противоположные стены, рисуют на них едва заметные перекрестья рам. Мелкая пыль, освещённая этими лучами, курится дымом. Когда человек проходит сквозь них, он на миг преображается до неузнаваемости. Мне захотелось пойти к ним, но я не решался. Лучи эти напомнили мне прожектора на сцене театра. Только они не носятся в поисках чего-то перед началом представления.

Вдруг входная дверь отворилась и в храм влетели два небольших паренька, два молодца – одинаковых с лица. И даже одежда на них была одинаковая: рубашка и штанишки.

– Вовка, сегодня причащаться будем, – сказал один громко. – Не смей от бабы Гали конфеты принимать.

А Галина уже увидела их:

– Кто приехал! – обняла обоих сразу.

Через минуту вошли их отец и мать.

Молодой мужчина с пушистой просвечивающей бородой. На руках он держал малыша в пелёнке и, казалось, доверчиво и просто улыбался вместо него. Вместе с женщиной вошла девочка лет десяти. Она была вся в белом, а женщина в чёрном, только косынка светлая. Была женщина очень стройная и строгая. Она так взглянула на двойняшек, что они сразу присмирели и встали около стены. Сначала я думал, что это священник и его семья. Но позже оказалось, что люди эти приехали из Тулы. Жить. И живут в дальней деревне. Сюда из своей глуши выбираются редко и удивляют местных чужим непонятным видом и поведением, как заезжие цыгане.

– Вот и помощники приехали. А я думаю, как мы сегодня? Опять путаться. И помощники, и причастники. На чём вы, Глеб?

Глеб повернулся к Галине всем телом, даже ногами переступил, не мог ответить сразу, казался каким-то заторможенным.

– А мы пошли пешком до трассы, а там думаем: попутку поймаем или не поймаем? И поймали.

– Ну и хорошо. А как… – Я не расслышал, что она спросила. Кто-то очень громко сказал мне почти прямо в ухо:

– Ты чего к алтарю спиной стоишь?

На меня быком смотрел парень в сапогах, хотя сам стоял так же, как и я.

– А ну, уходи! – повысил он голос.

– Ты что опять творишь? – Галина поспешила меня спасать. – Отойди от человека, стой и молись.

Она повела парня за руку к дальней стенке, и он, вывернув назад голову, улыбался чему-то, может, тому, что я встал к алтарю боком. В это время и вошёл священник. Это был высокий мужчина в чёрной одежде, обвязанный поясом. Молодой. На плече его сумка, такая полосатая, с какими ездят торговцы на рынок. Он шёл по церкви, пересекая солнечные лучи, а собравшиеся люди отходили в сторону. Некоторые целовали у него руку, а он их крестил. Это походило на выход боксёра на поединок. Он идёт по коридору, все кричат, кое-кто хочет хотя бы прикоснуться к нему.