Всем им не терпелось увидеть древний, красивый город. Когда спускались по канатной дороге, один из склонов, покрытый раскидистыми деревьями, похожий на громадную голову с роскошными кудрями, напомнил Поли о том, ради кого она приехала сюда. Мысленно она называла драгоценный объект своей платонической влюблённости Зевсом. А ведь он где-то рядом… и, может, совсем недавно его кудри развевались на фоне этого склона… Но почему-то она не бросилась на его поиски, а продолжила прогулку по городу со своими спутниками.

У искусственного озера с голубой водой среди весенних цветов и зеленеющих свежей листвой кустов расположилось кафе: несколько столиков под полосатыми зонтиками. В нежный аромат цветов вливался дразнящий запах кофе. Они не смогли пройти мимо.

За соседним с ними столиком сидели четверо армян. Как-то незаметно они завязали общую беседу, заказали вино, один из них ушёл и вернулся с гвоздиками. Когда начали знакомиться, Леонид – так звали сопровождающего девушек красивого мужчину (Поли к тому времени ещё не знала его имени) – представил её как свою жену. Это было так неожиданно, что она долго не могла прийти в себя. Её оторопелость, видимо, несколько стесняла гостеприимных армян. Один из них даже сказал, пытаясь приобщить Поли к веселью, что у неё превосходный муж. Ей и самой он нравился: нравилась непринуждённость, с которой он общался со всеми, нравилось его ненавязчиво заботливое отношение к ней. Впервые Поли почувствовала себя под чьим-то крылом, и это оказалось неожиданно приятно.

Она забыла, зачем так рвалась в Ереван. Предчувствие её не обмануло – только счастье пришло не оттуда, откуда она его ждала.

Они переезжали с места на место. Леонид догонял Поли через день, а спустя несколько дней, проведённых вместе, они снова расставались. Он ухаживал за не так по-рыцарски, что, ей казалось, будто она попала, по крайней мере, в девятнадцатый век, когда мужчины ещё умели это делать. Его сдержанность по отношению к ней – казавшаяся удивительной, оттого что временами в нём ощущалась веками разогреваемая южным солнцем кровь осетина (правда, продолжительная жизнь в Сибири должна была охладить её) – при явном неравнодушии сделали Поли, несмотря на овеновскую строптивость, доверчивым ягнёнком, преданно смотрящим на своего пастуха. Он, видимо, опасался обмануть это доверие.

Где-то в середине поездки по Кавказу в Тбилиси Поли и Леонид пили шампанское в уютном ресторанчике, расположенном высоко в горах. А за окнами звучал гимн любви в исполнении многоголосого хора лягушек, облюбовавших горное озеро поблизости. Когда, вернувшись в гостиницу, они прощались, Поли заметила какое-то порывистое движение со стороны своего не проявлявшего ранее явно свои чувства рыцаря. Но, наверное, не уловив встречного движения, он застыл… потом улыбнулся как-то нежно-понимающе и пожелал ей спокойной ночи.

В Батуми, за день до её отъезда на далёкий запад и за два дня до его отъезда на ещё более дальний восток, они загорали, лёжа рядом, не касаясь друг друга, но было ощущение единения до самозабвения и растворения в прозрачном, пропитанном солнцем, безбрежном море счастья.

Когда Леонид ушёл, Поли охватила тревога: ведь завтра они должны расстаться. В надежде ослабить её, она пошла на свидание с местным мальчишкой. Накануне, когда Поли пыталась открыть неподдающиеся ворота ботанического сада, он подошёл и предложил пойти на кладбище, оказавшееся очень живописным. Оно спускалось по склону горы, памятники были скрыты зеленью и цветами. Буйство жизни во владеньях смерти. Они тоже не оказывали смерти почтения, бегая по узким извивающимся по горизонтали и вертикали тропинкам. От мальчишки не просто было отделаться, пришлось согласиться на свидание на следующий день. Встретились они в парке, где росли древние неохватные платаны. Под одним из них стремительный кавалер Поли пытался поцеловать её. Она убежала.