– Папочка, не бей меня!

У моей подруги был кот, компьютер…. Много всего, как мне тогда казалось. Все, что нас окружает – это просто есть. Дом, квартира, кот, деньги, работа или бизнес… Но ценностью это все наделяет сам человек, давая оценки. Тогда я была на дне и поедать варенье из розеточки, а не из банки— было верхом достатка для меня. Чувство тоски и безнадеги разрывали на части, а я шла домой, как на эшафот, размышляя о маме. Как она будет, если я умру? Я представляла своё раздавленное поездом тело и мне было жалко маму – видеть своего ребёнка растерзанным…. Наверное, лучше вешаться. Я плохо помню события вечера, зато хорошо помню события ночные, когда отец поднял меня с дивана  за волосы.

– Эй, тварь, у тебя где деньги на учебники?

Я пыталась вытащить свои волосы из его цепких рук, но удар за ударом сыпались по лицу, голове, а каждый новый удар порождал звон в ушах, но мне было уже все равно. Боли нет, желания покупать какие-то учебники тоже нет. Я отдаю деньги – я ведь умирать собралась. Ложусь спать, отвернувшись к стене и вдогонку получаю пинок по спине. Мне все равно, делай, что хочешь, отец! Я издаю какой-то звук, отец выходит из комнаты в последний раз, а я с чувством, что завтра все закончится рыдаю и засыпаю.

28 августа 2003 года раздался тот самый звонок в дверь, который перевернул мою жизнь.

От громкого звука звонка, который прозвучал дважды, я резко поднялась и села, протирая глаза, растирая лицо после сна.

После тяжелого сна, ощущение огромной бетонной плиты чуть не вдавило меня обратно в постель, но звонок раздался снова. После таких снов и состояний сложно выбираться в реальность. Больно даже моргать, не то что думать. Однако, вспышками в голове проносятся детали вчерашнего дня: пьяный отец, крик, вонь, смесь запахов из перегара и краски, мат, шлепки, стоны, удар тапком по лицу, звон в ушах и обжигающая боль на лице… Я прижимаю руку к пылающей щеке и все это снова проносится перед глазами, только вспышки ярче и сопровождаются головной болью. В таком состоянии сложно возвращаться в реальность, поэтому я покрутила головой и встала. Я смахиваю с подушки клок моих вырванных волос, одеваю тапки и по окрашенному полу, с еще невысохшей коричневой краской, иду открывать дверь. Пока я дошла – на тапки налипло много краски и они вместо синих стали коричневыми по бокам. На пороге стоял милиционер.

– У Вас отец есть? – он строго и по-деловому посмотрел на меня.

– Да, есть – отвечаю я, параллельно пытаясь сообразить, что натворило это животное и разглядывая испорченные тапки.

– Ваш отец обнаружен здесь, рядом. Он на улице, выходите.

Забыв о щеке, я набрасываю куртку и выхожу на улицу в чем есть.

На мне застиранная футболка и желтые фланелевые штаны, которым лет восемь. “Что значит обнаружен? При чем здесь я?” – эти мысли одна за другой приходят в голову, пока я иду на улицу. Мои волосы всклокочены и собраны в хвост, щека распухла, глаза сухие и заплаканные. Из зелёных они превратились в серые. Веки с трудом разлепляются, а я, ссутулившись, иду за милиционером, кусаю губы и нервно тереблю обгрызенные ногти. Потихоньку ум включается и вспоминает вчерашние намерения. Мое тело передвигает ноги, а я продолжаю размышлять над способом ухода: прыгать с ж/д моста, лечь под поезд, веревка, таблетки? Этим картинкам на смену приходят другие: мое растерзанное тело, похороны.

«Я. больше. ТАК. не могу!!!» – чеканила я шагами.

«Я не могу это терпееееееть!» – завывал кто-то внутри меня.

Ощущение безнадежности и бессмысленности этой жизни накрыло меня будто куполом: комната в коммуналке с моим скрипучим диваном, голубые обои на стенах, громкий холодильник, в котором полки грохочут от вибрации самого холодильника. Звук такой сильный потому что полки пустые и нет никакой еды. Зачем это все? Это никогда не закончится! Через подъезд, прямо на дороге лежит он. Тот кто мучил маму и меня пятнадцать лет. Но что-то было здесь не то. Почему он так странно лежит? На дороге…