Из этих двух сумасшедших недель я помню какие-то отрывки. Яркие картинки, ощущения. Мокрые от дождя розы возле провинциальной церкви в маленьком городке немецкой Швейцарии, в который мы заехали совершенно случайно. Пасшиеся на склоне холма овцы с длинными хвостами, которых я кормила с рук опавшими грушами. Поле цветов возле шоссе, где мы остановились, чтобы нарезать букет: на обочине стоит столик, на нем – ножницы и коробочка для денег. Срезаешь цветы с грядок, рядом с которыми воткнуты в землю деревянные таблички с ценой, опускаешь деньги в коробочку – и едешь дальше по шоссе, мимо подсолнухов, виноградников, бежевых стад.

Помню, как мы остановились пообедать в таверне где-то среди гор. Как нам принесли огромные порции спагетти, и мы ели и пили под позвякивание коровьих колокольчиков и стрекот кузнечиков.

Помню удивительные пейзажи, которые так и просились на картину – семь-восемь планов, причем средние кажутся уже нарисованными, а самые дальние – сфумато, сфумато, сфумато[1]. Ручьи, текущие, нет, почти падающие с гор…

Помню, как вечером лучи солнца широкими полосами пробились сквозь облака над Женевским озером и повисли, соединив золотистыми дорожками воду и небо. Я тогда погладила пальцами покрытую черными мягкими волосами руку Георгия, и он остановил машину…

Помню маленькую серую ящерку на каменной ограде в Грансоне: на эту ограду я присела отдохнуть, а Георгий меня сфотографировал.

Почему-то я вообще очень хорошо помню себя, словно бы вижу со стороны. Свои летние брюки песочного цвета, купленные за пять рублей на раскладушках секонд-хенда на Сенной; белую мужскую рубашку с короткими рукавами, на которой я оставляла расстегнутыми две верхние пуговки; черное французское платье с открытыми плечами, между прочим, привезенное из Парижа; костюм с длинной юбкой, который мама сшила мне из посылочного материала и вышила стебельчатым швом. Я везла тогда с собой целый чемодан вещей (это сейчас мы с мужем путешествуем налегке).

Помню маленький, безумно уютный городок Ньон, в который мы с Георгием поехали как-то вечером. Римские руины, памятник Юлию Цезарю, игрушечные дома с плющом на фасадах, словно сошедшие с иллюстраций к немецким сказкам. Вечер в маленьком баре и наш разговор. Я сказала, что на его месте жила бы в таком вот сказочном городке, а в Женеву на работу ездила бы: там же совсем недалеко. «Нет, – сказал он. – Я хочу жить в большом городе. Наверное, потому что я долго выбирался из провинции. В Москву, потом в Ленинград, потом сюда… Комплекс провинциала».

И еще я помню – над всем этим – диск Криса Ри, который Георгий постоянно ставил в автомобиле. Его голос, такой удивительно сексуальный, пробирающий до самого нутра! Больше всего нам нравилась песня Blue Café. Мне казалось, что она про нас, хоть мы об этом никогда не говорили. Только один раз Георгий спросил, помню ли я, как называлось кафе, где мы сидели в день моего приезда. Я не помнила, и он несколько обиженно сказал: Blue Café. Забавное совпадение… Но в песне меня цепляло другое.

«Это там, где встречаются тот, кто знает, и тот, кому все равно. Тот, кто старше, покажет карты судьбы тому, кто моложе, тому, кто осмелится воспользоваться шансом, дающимся однажды».

Ни у кого из моих знакомых тогда еще не было машины, такси я пользовалась редко, поэтому совершенно не умела садиться в автомобиль: стукалась головой, цеплялась каблуками. Георгий смеялся и повторял свои инструкции: «Сначала попу, потом голову, потом ноги!»