– А с этим поздравляют? – спросил он.

Я засмеялась:

– Не знаю.

– Во всяком случае… Мы тебе, конечно, не говорили, но было не похоже, что вы долго пробудете вместе. Он хороший мальчик, но какой-то… обыкновенный.

– А мне нужен какой?

– Ну не знаю…

Мы помолчали, а потом он вздохнул и неожиданно сказал:

– Эх, будь я помоложе и не женат…

И я ответила в тон:

– Будь я постарше…

И опять от одного неосторожного слова понеслась душа в рай!

Мне не нужно тогда было, чтобы он был моложе. Он нравился мне таким – взрослым, уверенным, с романтической биографией за плечами. Но я остро понимала, что я для него – ребенок. И это было так несправедливо! Мне тогда казалось, что несправедливо. Во всяком случае, я чувствовала, что умею любить, хочу любить… и ничуть я не хуже, чем его жена!

А потом он уехал за границу. И я снова на время о нем забыла, закружившись в водовороте юности.

В Петербурге Георгий появлялся редко, не каждый год. В эти его приезды все папины друзья собирались у нас или у него. И вот однажды в один из таких приездов все началось снова.

Мне было уже около тридцати, и я казалась себе очень зрелой. В тот вечер на мне было черное платье с открытыми плечами, и папины друзья смеялись и пытались поцеловать меня в плечико. Не всерьез, как маленькую. Было немного обидно… чуть-чуть.

На этот раз танцев не было, но папа, как всегда, играл на рояле, и мы с Георгием оказались рядом на диване в полутемном углу комнаты. Я почувствовала в нем что-то особенное – какие-то жаркие волны, необычный пристальный взгляд – и сама ощутила необыкновенный подъем, предчувствие обретаемой женской силы.

Он поцеловал меня сначала в плечо – совсем не так, как другие, – а потом в шею. Он, конечно, не знал, но от поцелуев в шею я просто схожу с ума, это запретный прием! Я не выдержала и застонала.

– Я долго сопротивлялся, – прошептал он. – Но сегодня ты победила.

Мама позвала всех назад к столу, пить чай. Мы с Георгием снова сели рядом. Я чувствовала, что он колеблется, словно пытается на что-то решиться. Что-то должно было произойти, и мне стало горячо внутри.

Наконец он положил руку мне на колено. Совсем легко, ненавязчиво. Как косвенный вопрос. Я крепко сжала его кисть. Это был ответ.

Не помню как, но в какой-то момент мы оказались вдвоем на кухне, и нас просто развернуло и бросило друг к другу. Мы целовались, как сумасшедшие, пока кто-то не открыл дверь, так что мы едва успели отскочить на благопристойное расстояние.

Уезжая, Георгий велел мне оформлять загранпаспорт и обещал прислать приглашение.

Он встречал меня в аэропорту с букетом белых кустовых гвоздик. Не заезжая к нему домой, мы поехали в Монтрё, где позавтракали в кафе, и он тут же заговорил о том, что между нами, конечно, ничего не может быть. То есть не то чтобы так вот прямо сказал, но дал мне это понять. Как-то неловко и не к месту рассказал о том, что брак для него – святое. И еще о своем долгом романе с какой-то француженкой, который ничем не кончился, потому что он отказывался оставить жену. Поэтому тот вечер у меня дома – ну, это просто случайное проявление необдуманного порыва. И я послушно кивала головой. В общем-то, я была с ним совершенно согласна.

Но, как водится, вся эта увертюра потом полетела к черту.

Георгий взял отгулы и возил меня на машине по всей стране. И мы целовались, целовались везде: в машине, в музеях, в ресторане.

Даже сейчас, сидя за столиком на террасе кафе, я зажмурилась от воспоминания об этих поцелуях. Тряхнула головой.

– Да, наверное, тогда я была не такой…

– А что, что-то изменилось?

– За двадцать лет я немного подросла, ты не заметил? И теперь я думаю, что главное – это чтобы двоим было хорошо. Не обязательно долго… и тем более не навсегда. Можно и на одну ночь. Только чтобы это было по-настоящему, чтобы никто никого не обманывал. В это нужно идти с открытыми глазами и не мучить друг друга требованием вечной любви, какого-то невозможного продолжения. Наверное, тогда я действительно этого не умела.