– Они дали ему воды? Неужели? – раздался в другом конце зала голос. Мы с Машей приподняли головы и увидели еще одного мужчину, присутствия которого мы раньше не замечали, но который, похоже, был с нами уже какое-то время. -Поступок, безусловно, аморален. Если относиться к преступникам также гуманно, как и к невинным людям, они возомнят, что у них есть права, а это очень опасно, – медленно обходя вокруг нас с Машей и стражников и приближаясь к королю, говорил он.

Вот клоун! Он что, всерьез так считает? А еще и ведет себя так, как будто он здесь персона не менее важная, чем сам король.

– Ты как всегда прав, – монарх с уважением посмотрел на него. -Как думаешь, какое наказание подойдет для них?

– Я считаю их поступок на столько серьезным, что для принятия решения понадобится больше времени, – ответил «клоун». – А до сего момента лучше держать их взаперти в одной из комнат замка.

– Я полностью с тобой согласен, – кивнул король. – Стража, отведите их на первый этаж западного крыла.

***

С щелчком повернулся ключ в замочной скважине. Не желая так легко сдаваться, мы с Машей начали стучать ногами в дверь.

– Хватит молотить! – послышался из-за двери возмущенный возглас. – У меня от вас голова раскалывается!

Мы перестали барабанить по двери. Все равно это бесполезно.

– Если нельзя убежать через вход, то можно убежать через выход, – вдруг сказала Маша.

– О чем ты? – спросила я, потирая ушибленную ногу.

– Через окно можно уйти, – пояснила подруга. – Мы же на первом этаже, должно быть невысоко.

Мы подошли к одному из окон в комнате, раздвинули занавески, распахнули и ставни, и, перевесившись через подоконник, посмотрели вниз. Действительно, расстояние до земли казалось не большим. Но не настолько, чтобы можно было просто спрыгнуть. Была бы у нас веревка… Я сорвала с карниза свисающую дополу занавеску, немного помяла ее в руках. Плотная бархатная ткань не должна так просто порваться.

– Отлично. Подойдет.

Привязав нашу импровизированную веревку у подоконнику, я вывести ее из окна и съехала по ней вниз. Маша собралась последовать за мной, но что-то ее остановило.

– Маш? Ты будешь спускаться?

– Не буду.

– Почему? Мы же сейчас убежим от этих идиотов!

– Никуда мы сейчас не убежим.

– Тоже мне, нашла время трусить!

– Обернись.

Последнее слово подруги заставило душу уйти в пятки. Медленно повернув голову, я поняла, что сейчас мы действительно никуда не убежим. За моей спиной на расстоянии вытянутой руки стоял стражник. Он пристально смотрел то на меня, то вверх, на Машу, высовывавшуюся из окна.

– Мы уже уходим, – пробормотала я перед тем, как Маша втащила в окно и меня, и занавеску и захлопнула окно. Откуда у нее столько сил? Впрочем, это сейчас не важно.

– Нужно было нам сразу подумать о том, что окно могло охраняться. Теперь, после нашей попытки сбежать, они будут караулить еще пристальнее, – сказала Маша.

– Действительно. Им для нас ничего не жалко.

Мы решили внимательно осмотреть помещение, надеясь, что больше нас не подстерегают никакие ловушки. При этом мы достали и надели наши кольца, надеясь, что они дадут нам какую-нибудь подсказку, но, видимо, подразумевалось, что мы сами разберемся с этой, так казать, неприятностью. Здесь висело несколько портретов дворян, возможно, даже предыдущих королей. На одной из картин был изображен, как нам показалось, монарх, опирающийся на шпагу, у его ног лежала большая собака. Этот портрет привлек наше внимание тем, что через небольшую дырочку в полотне было видно свечение. Откуда здесь свет? Ведь за картиной должна находиться только стена. Видимо, за портретом что-то прячут. Стоило нам пощупать золоченую раму, как раздался негромкий щелчок и картина упала на пол. За ней оказался проход, в конце которого виднелся выход на улицу. Мы пошли к свету. Да здравствует свобода! Но, покинув пределы замка, мы столкнулись лицом к лицу с тем, из-за которого оказались взаперти. Ведь это смуглое худощавое лицо принадлежало именно тому клоуну! Одновременно стараясь не издавать ни звука и пропасть из его поля зрения, я дернулась назад, наткнувшись спиной на свою подругу, которая тихонько вскрикнула. Отступать уже было бесполезно.