– Который день мы здесь находимся? – спросил Танский монах.

– Ровно три дня! – ответил Сунь У-кун. – Завтра к вечеру будет четыре.

– За три дня сколько бы мы успели пройти, – вздохнул Танский монах.

– Зачем считать? – остановил его Сунь У-кун. – Завтра же тронемся в путь!

– Вот это правильно, – обрадовался Танский монах. – Хоть я и не совсем выздоровел, а двигаться надо.

– В таком случае, – сказал Сунь У-кун, – позволь мне сегодня ночью изловить злого оборотня.

Танский монах сильно встревожился.

– Какого же еще оборотня ты вздумал изловить? – с неподдельным ужасом спросил он.

– В этом монастыре завелся хищный оборотень, – спокойно ответил Сунь У-кун, – вот я и решил избавить от него здешних монахов.

– Брат мой! – укоризненно произнес Танский монах. – Как можешь ты помышлять о поимке оборотня, если я не совсем еще оправился от болезни? А вдруг у этого оборотня чары окажутся сильнее твоих, и ты его не одолеешь, тогда мне останется лишь погибнуть, не так ли?

– Плохо ты обо мне думаешь! – рассердился Сунь У-кун. – До сих пор я на всем пути всегда одерживал верх над злыми духами-оборотнями. Видел ли ты хоть раз, чтобы я потерпел поражение? Стоит мне лишь приложить руки, как я сразу же выхожу победителем!

Но Танский монах продолжал отговаривать его.

– Брат мой! – умолял он. – Вспомни мудрое изречение: «Коль случай есть, ты бедным помощь окажи, а где пощады просят – пощади! Все лучше сердцем управлять, чем волю дать ему! Чем в спор пускаться злобный, достойнее сдержаться!»

Великий Мудрец, видя, что Танский монах всячески отговаривает его от намерения покорить злого оборотня, рассказал ему всю правду.

– Наставник! Вот что я скажу тебе. Оборотень поселился в монастыре и пожирает людей!

– Кого же он сожрал? – упавшим голосом спросил Танский монах, испугавшись не на шутку.

– Мы находимся здесь всего три дня, а за это время он сожрал уже шестерых послушников.

– Какой ужас! – содрогнулся Танский монах. – Недаром говорят: «Когда заяц помирает, даже лисица горюет!» А уж если животные горюют друг о друге, то людям само небо велело сокрушаться о погибших! Этот оборотень пожирает монахов. А я ведь тоже монах. Ладно, отпускаю тебя, только смотри будь осторожен!

– Об этом говорить не стоит! – обрадовался Сунь У-кун. – Мне бы только добраться до этого оборотня, – я с ним разделаюсь!

И, несмотря на поздний час, Сунь У-кун велел Чжу Ба-цзе и Ша-сэну зорко охранять Танского монаха, а сам, хихикая от радости, выскочил из кельи настоятеля и направился прямо к храму Будды. В небе сверкали звезды, но луна еще не взошла. В храме было совсем темно. Сунь У-кун раздул священный огонь47, зажег хрустальные лампады и начал бить то в барабан, то в колокол. После этого он встряхнулся и превратился в подростка- послушника лет двенадцати. На нем была узкая рубаха из желтого шелка, а поверх – длинное монашеское одеяние из белого холста. В руках он держал «деревянную колотушку-рыбу», стучал в нее, а сам читал нараспев какую-то сутру. Прошло время первой стражи, но никто не появлялся, и кругом все было тихо. Наступила вторая стража, взошла луна в ущербе, и вдруг в храме послышалось завывание ветра.

Ну и ветер это был! Вот послушайте:

Темнота покрыла небо,
Словно черной, плотной тушью.
Ничего кругом не видно
     В облаках волнистой мглы.
Грозно дунул вихрь летучий,
Закрутил он пыль сначала,
А потом валить на землю
     Стал могучие стволы.
Тьма зловещая сгустилась,
Замигав, померкли звезды,
И луна багрово светит
     Сквозь дремучий бурелом,
И Чан-э, луны богиня,
Солошу48 в объятьях держит,
Чтоб, упав, не поломало