В сентябре месяце мы не имели на шлюпе ни термометра, ни барометра и потому никаких наблюдений по ним делать не могли; а в октябре самый большой градус тепла термометр наш показывал 62°, что случилось около полудни 19-го числа при тихом ветре от SO и в ясную погоду. Самое низкое его стояние было 39°, в ночь с 31 октября на 1 ноября. Ветр тогда был свежий от N, a средний градус термометра в течение сего месяца в дневное время был 53°, в ночное 50°.

Ртуть в барометре поднималась до 30 дюймов 1,4 линий, а опускалась до 29 дюймов 4,6 линий, среднее оной стояние было на 29 дюймах 9 линиях.

Самое большое возвышение ртути случилось поутру 16 числа при тихом ветре от W и в ясную погоду, а самое большое понижение ночью с 28-го на 29-е число: тогда ветр дул от SW тихий, а поутру сделался крепкий от S.

Известно, что все императорские военные суда, отправляемые из российских портов в заграничные моря, следуют в содержании команды и продовольствии служителей провиантом одному общему правилу, предписанному в наших морских узаконениях, выключая из сего то, что, по неимению в иностранных портах хлебного вина, ржаных и солодяных сухарей, производят им французскую водку или ром, белые сухари и виноградное вино с водою вместо кваса. Но провиант, заготовленный для нас, был совсем другого рода и качества от того, которым вообще снабжается наш флот, и в произвождении оного служителям я имел предписание из Государственной Адмиралтейств-коллегии следовать примеру известных и опытных иностранных мореплавателей, мнению капитана Крузенштерна, в коллежской инструкции приложенному, или производить провиант по собственному моему рассуждению, располагая свойством и количеством оного по климату и состоянию погоды, а не по регламентному положению, имея в виду главным предметом сохранение здоровья служителей.

Выше мною сказано о причинах, которые меня заставили следовать капитану Крузенштерну в сем важном деле, и что от его правил я только отступал тогда, когда по каким-нибудь случаям мы не имели средств наблюдать их в точности или когда лекарь представлял на ясных причинах основанные советы, заставлявшие меня принимать их в противность правилам г-на капитана Крузенштерна. Но такие случаи были не часты, и так как переход из России до Англии нельзя почесть дальним плаванием, которое, по моему мнению, началось только со дня нашего отправления из Портсмута, ибо, оставляя Англию, мы оставили Европу, а с нею и весь просвещенный свет. В землях, к которым нам надлежало приставать в плавании до Камчатки, и на возвратном пути оттуда в Европу нет никаких уполномоченных или доверенных особ со стороны нашего правления: нет ни русских консулов, ни купцов. И для того все пособия мы должны были просить или от чужестранцев, или искать в собственных своих средствах и запасах. Следовательно, собственно называя дальний вояж, можно сказать, что мы отправились в него или начали оный, когда оставили Европу, и потому прежде повествования об нем, которое начинается с сей главы, здесь я думаю у места будет упомянуть о средствах, принятых мною к сохранению порядка и опрятности в команде и чистоты в шлюпе, а также и о положении, по коему провиант был производим служителям в течение сей экспедиции: средства и положения сии, будучи один раз в журнале моем помещены, избавят меня от ненужного, излишнего и скучного повторения, о коих в продолжение повествования я буду только упоминать в таких случаях, в которых по каким-нибудь причинам и обстоятельствам я принужден был сделать в них перемену или отступление. Что принадлежит до порядка в команде, опрятности служителей и чистоты в шлюпе, то средства и правила, принятые мною на сей конец, я сообщил письменным приказом следующего содержания: