Мы также знаем, что с самого рождения нечто большое и значительное планировало реализоваться через нас, и когда мир навязывал себя или мы делали неправильный выбор, это нечто получало рану и выражало свои страдания через наше тело, аффекты, сновидения и поступки. Нашу жизнь усложняют не только комплексы, но и Самость, которая возможна только тогда, когда осуществляется. Теперь мы знаем, что не мы создаём свою историю, а история создаёт нас. Как заметил Юнг, «я не создаю себя, а, скорее, я случаюсь с собой»[9].
Далее следуют десять глав, десять вопросов, ответы на которые, на мой взгляд, способны углубить смысловую составляющую нашего путешествия. Я не претендую на то, чтобы предложить ответы на них, хотя и представляю возможные варианты. Также это не единственные вопросы, достойные включения в книгу, но те, которые в настоящее время кажутся мне наиболее полезными. Как писал Рильке в письме одному другу, не стоит ждать, что ответы появятся сразу:
Будьте терпеливы ко всему, что остаётся неразрешённым в вашем сердце, и… постарайтесь полюбить сами вопросы, представляя, будто каждый из них похож на запертую комнату или книгу, написанную на чужом языке. Не ищите сейчас ответов, которые не могут быть вам даны, потому что вы не сможете их прожить. Смысл в том, чтобы прожить всё. Проживите вопросы сейчас. Возможно, постепенно, сами того не замечая, в какой-то далёкий день вы обнаружите, что наконец добрались до того, чтобы узнать на них ответы[10].
Мы обязаны набраться мужества и прожить эти вопросы. Тогда, как заметил Рильке, однажды наш путь приведёт к долгожданным ответам.
1. Какими истинами я живу?
Руководствуясь какими автономными и мифологическими истинами я живу, или, точнее, какие истины мной проживаются? Обычно философы, теологи и даже большинство современных психологов игнорируют этот вопрос.
Когда на первом курсе института я изучал философию, то наивно считал, будто, погрузившись в труды известных мыслителей, смогу познать природу истины. Конечно, воображал я, Платон и Аристотель, Кант и Ницше, Рассел и Витгенштейн обладали превосходным умом и разобрались во всём, что их когда-либо окружало. Сегодня подобная наивность кажется мне постыдной, но даже в то время я довольно быстро понял, что главный дар отцов философии заключается в том, чтобы дать нам возможность перейти от идеи одной «истины» к идее существования множества «истин». А в перспективе вообще отказаться от подобных недосягаемых постулатов и вместо этого искать вопросы, над которыми стоило бы поломать голову.
Я научился ценить теологию, то, как ум и сердце откликаются на трансцендентного Другого или пытаются сформулировать отношение к таким масштабным, вечным проблемам, как происхождение зла, например. В конце концов, никакая логика, никакие авторитеты и традиции не могли бы убедить меня, если у меня не было непосредственного переживания нуминозного. Доказательством может являться только то, что прожито.
Решившись посвятить себя психологии и начав долгий процесс обучения, я руководствовался желанием узнать, как мы устроены, надеждой на то, что смогу получить какое-то особое преимущество в понимании работы разума. Может быть, думал я, та самая «истина» сокрыта именно в этой науке.