Оценить достижения экспедиции было поручено авторитетнейшим специалистам в разных отраслях знания: астрономические вычисления – В. В. Витковскому (затем они перешли к Н. А. Тачалову), метеорологические наблюдения – М. А. Рыкачеву, топографические съемки – Военно-топографическому отделу Главного штаба; горные породы – В. А. Обручеву, который уже занимался обработкой геологической коллекций экспедиции Роборовского, зоологические и ботанические коллекции – соответственно, Зоологическому музею и Императорскому Ботаническому саду[114]. На основании их компетентного мнения Совет РГО в 1902 г. за большой вклад в изучение Центральной Азии наградил Козлова своей высшей наградой – Константиновской золотой медалью[115].

6 февраля 1902 г. Географическое общество устроило торжественное заседание, посвященное Монголо-Камской экспедиции Козлова. С большой речью выступил П. П. Семенов. Он высоко оценил деятельность экспедиции и ее значение для познания Центральной Азии. Говоря о Козлове как о продолжателе исследований, начатых его учителем, Семенов отметил, что Пржевальский «зажег своими рассказами ту искру, которая сделала из офицера блестящего гвардейского полка не только страстного, но и научно высокообразованного путешественника»[116].

Находясь в экспедиции, Козлов получил повышение по службе: 12 сентября 1900 г. он был произведен в штабс-капитаны, а 1 февраля 1902 г. «за отличие по службе» стал капитаном. Через четыре года, в 1906 г., он был произведен в подполковники. Кроме того, ему была увеличена ежегодная пенсия до 600 руб. Для обработки привезенных коллекций Козлов, как и после предыдущих экспедиций, был прикомандирован к Главному штабу.

Еще одно событие в личной жизни Козлова мы хотели бы здесь отметить. Перед отъездом в экспедицию Козлов подал прошение в Смоленское Дворянское депутатское собрание о причислении его к потомственным дворянам Смоленской губернии. Такое право он приобрел после награждения орденом Св. Владимира 4-й степени. Рассмотрев представленные документы, Дворянское собрание сочло возможным удовлетворить его просьбу. Решение смоленских дворянских депутатов было утверждено указом Правительствующего Сената по Департаменту Герольдии от 4 декабря 1899 г. П. К. Козлов, его жена Надежда Степановна и сын Владимир были внесены в третью часть дворянской родословной книги Смоленской губернии[117].

Учитывая значимость Монголо-Камской экспедиции, Совет РГО решил опубликовать не только традиционные отчеты руководителя и его помощников, но и результаты обработки материалов и коллекций, доставленных путешественниками. Предполагалось издать девять томов. Деньги на эту работу Совет Общества выделил из так называемого капитала купца П.В. Голубкова (1786–1855), в 1848 г. пожертвовавшего 22000 руб. на издание на русском языке книги немецкого географа К. Риттера (К. Ritter, 1779–1859) «Землеведение». Умелое вложение этих средств в банк позволило использовать получаемые проценты на, как говорили, «действия Общества», в том числе, издание книг. Публикацию материалов Монголо-Камской экспедиции предполагалось выполнить «в надлежащем виде», то есть, на высоком полиграфическом уровне. Такое решение мотивировалось двумя обстоятельствами: значимостью достижений экспедиции и необходимостью поддержать престиж российских исследователей Центральной Азии перед международным сообществом. П. П. Семенов в письме к военному министру А. Ф. Редигеру 1 июля 1906 г. писал: «Экспедиция эта, снаряженная Обществом с Высочайшего соизволения <…>, имеет столь важное значение во всем образованном мире, как в научном, так и в политическом отношениях, и настолько полна живого интереса в смысле описания посещенных местностей, что издание ее трудов с внешней стороны в форме более соответствующей внутреннему содержанию представлялось ИРГО совершенно необходимым». К тому же, продолжал руководитель Географического общества, труды экспедиции Свена Гедина, который был в Тибете почти одновременно с Козловым, уже «изданы со всеми признаками роскоши», причем «на средства, отпущенные шведским правительством специально на издание». РГО представлялось «неудобным, чтобы труды русской экспедиции, имевшей по своим результатам гораздо большее значение, чем экспедиция С. Гедина, были изданы хуже шведской»