Я поцеловал ручки обеим дамам и отправился домой, где меня ждало все семейство.

– Ну? – спросило семейство числом шесть рыл.

– Что «ну»? – расслаблено произнес я. – Хотели дать однушку в Люберцах, но я…

– Двушку выбил? – не веря в мои способности что-либо выбить, включая дурь из головы, спросила моя жена Оля.

– Нет, мать, трешку…

– Ах! – ахнуло семейство, а Пупсичек описался.

– И не в Люберцах, а в Бутове.

– Ах! – опять ахнуло семейство, а Пупсичек описался вторично.

– В Южном, – добил я всех. А Пупсичек обкакался.

Через час Алеша и его Ленка уже смотрели квартиру. Еще через два я уже подписывал согласие на получение квартиры номер… Да не помню я ни номера квартиры, ни номера дома, ни улицы. На фиг они мне нужны. Я там никогда не был. Я имею в виду квартиру. В Южном Бутове-то я был. Посещал, так сказать. На предмет прописки. И постановки на учет в ихний пенсионный фонд. И собес. Это не близко. Работающим в Южном Бутове нужно платить командировочные. Я вообще удивлен, что туда ездят без визы. По-моему, это где-то в районе Греции. Или Исландии. Хотя, наверное, в районе Исландии скорее Северное Бутово…

Так вот, я туда ездил на предмет прописки. И постановки на учет в ихний пенсионный фонд. И собес. А потом – на предмет выписки. И снятия с учета в ихнем пенсионном фонде. И собесе. Чтобы прописаться к сыну Алеше в район Измайлово, что расположился под боком у Черкизовского рынка, пущенного в расход лидером нации. Обидевшимся на хозяина рынка – некоего чувака Тельмана Исмаилова за сожранные тем двести килограммов белужьей икры, предназначенной для завтрака лидера нации с американским президентом. Нет, никогда мы не избавимся от низкопоклонства перед Западом.

От этого рынка мне в наследство достался вьетнамский старичок, которого его дети, торговавшие на рынке, оставили в России. Потому что вывезти его на родину, во Вьетнам, у них не было финансовой возможности. Наши доблестные правоохранительные органы распи…дили весь их товар. А какой именно правоохранительный орган распи…дил, узнать не было никакой возможности. Потому что все. Потому что какой же это, на хрен, правоохранительный орган, если он не пи…дит. А вы попробуйте за гроши работать! Вот детишек вьетнамского дедушки и грабанули без оставления улик и товара и выселили из подвала нашего дома. А дедушку пожалел дворник – таджик Саша, живущий в соседнем подвале. Я этому Саше каждый вторник отдаю прочитанный журнал «Русский Newsweek». А вьетнамскому дедушке моя невенчанная жена Оля носит суп. А то дедушка как-то слишком заинтересованно смотрит на нашего пса Брюса. С Олей, как и было ею задумано, когда она вторично отвергла мою руку и сердце, мы и живем.

И, как и было ею задумано, квартиру в Южном Бутове Алеша продал, и квартиру жены Лены тоже. А на вырученные башли купил дом в коттеджном поселке площадью триста квадратных метров. Плюс банный дом с баней, предбанником и комнатой восемьдесят квадратных метров. И на радостях при участии жены Ленки тут же родил сына Мишку.

Суммируем. Сдали мы государству семьдесят два квадратных метра плюс Ленкиных сорок два квадрата. Получили взамен: четырехкомнатную квартиру для семейства моего бесплатного сына Сези в сто два квадратных метра, нашу с Олей двухкомнатную квартиру в пятьдесят девять квадратных метров, семикомнатный коттедж в триста квадратных метров плюс банный домик в восемьдесят квадратных метров Алешиного семейства. Причем Алеша с семейством прописаны в нашей с женой Олей двухкомнатной квартире, потому что по существовавшему тогда законодательству прописаться в коттеджном поселке было нельзя. Сейчас можно. Но моя русская (?) жена Оля сказала, что делать этого не следует, потому что наша квартира расположена на месте грядущего Четвертого кольца. Когда его соберутся строить, нас снесут, и должны будут дать не одну квартиру, а две. По количеству семей. Потому что, как сказал наш национальный лидер, дай ему бог здоровья, незачем плодить коммуналки.