***

Проведя в Немецком музее полдня, мы с Викой поняли, что так вот, с наскока, нам его не покорить – мы успели увидеть только четверть экспозиции.

– Давай посмотрим ещё один зал, какой-нибудь самый интересный, и на этом закончим, – предлагает Вика.

– Мне подходит, – соглашаюсь я, чувствуя, что изрядно устала и проголодалась.

Мы единодушно выбрали космонавтику и не прогадали.

В полутёмных залах сияли макеты кораблей, а чуть дальше, в густой темноте парил космонавт. Жёлтый фал, как пуповина, уводил куда-то в черноту, к ракете. Наверное, местные жители, попав сюда, представляют какого-нибудь известного немецкого космонавта, но я сразу вспоминаю Леонова, который первым вышел в открытый космос и чудом остался жив.

***

Из музея вышли совершенно обалдевшие; Вика поспешила на встречу с местными каучсёрферами, а я без сил повалилась на скамью в тени. И почему хождение по музеям считают отдыхом? По-моему, когда смотришь интересную экспозицию, то неизбежно эмоционально включаешься, впечатляешься, и это, между прочим, – серьёзный труд. Может быть, я, как человек эмоциональный, именно так хожу по музеям, но в эмоциях и переживаниях для меня как раз и кроется смысл таких вещей, главное их удовольствие.

***

Скоро пойду встречать Антона. В запасе ещё два часа и я, млея от солнца, иду по улице Museumsinsel (слово это переводится как «остров музеев»). На этом острове, помимо музеев, несколько приятных галечных пляжей. Так непривычно, что можно купаться в самом центре города. У нас мало кто отважился бы поплавать в Москве-реке – слишком уж грязная она для подобных подвигов. Но воды реки Изар бегут с альпийских гор, поэтому купаются здесь все от мала до велика.

Напротив пляжей, на другой стороне улицы, над деревьями возвышался могучий костёл – храм Святого Луки.

Тяжёлые двери открываются совершенно беззвучно. Я очень люблю бывать в католических храмах: здесь окутывает свободная, широкая тишина, пронизанная лёгкими потоками солнца. Так хорошо в эту тишину укутаться и сосредоточенно замереть, чтобы гул окружающего мира отступил и дал немного пространства для невидимой, но важнейшей душевной работы.

Близится время встречи с Антоном, и я выхожу, стараясь ступать совсем неслышно.

Антон полтора-два дня в пути – со сменой часовых поясов я уже запуталась. Из Майами он прилетел в Манчестер, а вчера вечером приземлился в Гамбурге. И теперь из Гамбурга нашёл автобус за один евро (о дешевизне некоторых «буржуйских» автобусов он радостно писал мне утром) и едет сюда. Мы не виделись полгода, и я радуюсь предстоящей встрече. Подумать только – мне повезёт первой услышать истории и байки про американское путешествие, пока Антону не надоело об этом рассказывать.

«Интересно, сильно ли мы изменились за эти полгода?» – думаю я, пытаясь разобраться в многоуровневых переходах станции Карлсплац (Karlsplatz).

Я невольно сужу по себе – до того, как я начала заниматься гештальт-терапией, в основном путешествия были для меня очень действенным катализатором к тому, чтобы многое переосмыслить и осознать. И неважно, десять дней длилось путешествие или пару месяцев. Я всегда ощущала себя так, будто выпадаю из привычного хода вещей, их устойчивого порядка и оказываюсь в условиях, где ход времени замедляется, а ход мыслей, напротив, становится предельно ясным, стремительным и насыщенным. Помимо впечатлений и фотографий я возвращалась домой с новым ощущением себя, более полным и целостным.

У некоторых людей подобные трансформации происходят ещё интенсивнее – они изначально намереваются совершить духовное путешествие и едут в индийский ашрам, отправляются в паломничество. Или же бросают себя в сложные, непривычные условия, скажем, сплавляются по горным рекам или решаются на автономный поход по тайге, чтобы испытать себя и узнать: «А каким ещё я могу быть? Как я буду выдерживать трудности? На что я готов пойти? И чего ради?».