Думаю, что Иосиф Александрович смеялся вместе со всеми.

В этот период, между знаменательным собранием и I съездом художников, тема гарантированного минимума доминировала. Случилось так, что в Ленинграде побывал председатель Союза художников Харькова В. Сизиков, прекрасно знавший меня, окончивший институт раньше меня на один год, и, встретившись со мной, узнал о нашей инициативе. Она его захватила, и, вернувшись в Харьков, он рассказал там о ней. Следует ли удивляться, что Союз художников Харькова с энтузиазмом высказался за внедрение ежемесячного гарантированного минимума?

Для партийных властей это было уже ЧП, так как давало повод предполагать какую-то совместную организацию действий, почти что заговор, хотя все было делом случая.

Вскоре из аппарата ЦК КПСС в ЛОСХ поступило сообщение, что меня и Пастернака вызывают для беседы. В связи с тем, что Яша был болен, поехал я один.

Как сейчас помню роскошный двухместный номер с ваннами, гостиной с роялем, стоящем на полу, застеленном коврами. Мне сообщили, что меня на следующий день примет зав. отделом культуры ЦК КПСС т. Поликарпов, а пока я могу отдыхать. Я ходил взад-вперед по коврам, продумывая аргументы, которые буду приводить в доказательство необходимости осуществления наших предложений.

Я видел из окна, как внизу мимо гостиницы «Москва», где я предавался своим мыслям, текли вереницы автомашин откуда-то куда-то, как течет Время.

Жизнь шла своим неостанавливаемым потоком, в котором с прошлым сцепливалось будущее – и так без конца.

Есть ли в этом какой-то смысл или же это просто вереница событий, случайных и неслучайных, рождающих большей частью непредсказуемые последствия?

Те вопросы, которые волнуют живописцев ЛОСХа, совершенно неинтересны шоферам, сидящим в проплывающем потоке машин, а заботы этих шоферов не нужны жителям Таити, собирающим бананы в горах своего острова, верящим в своих древних богов, наполняющих их жизнь таинственным смыслом, непознаваемым – и потому неисчерпаемым.

Ход моих мыслей постепенно увел меня в сторону от предстоящей встречи, и я спустился из номера вниз, чтобы бесцельно побродить по Москве…

Поликарпов принял меня в огромном кабинете по-деловому и приветливо.

Я спокойно шел на эту встречу. К этому времени в результате опыта, приобретенного на многочисленных собраниях, происходящих в ЛОСХе, стала вырабатываться тактика поведения во взаимоотношениях с партийными руководителями, а также метод построения выступления с трибуны по острым принципиальным вопросам. Постепенно у меня сложилось представление о том, что некоторые из партийных руководителей сами почувствовали себя недостаточно компетентными для таких бесед в области культуры, не имея для этого необходимого образования. Однако, в силу занимаемого ими поста в партийном аппарате они были обязаны осуществлять контроль за развитием искусства. Любая конфликтная ситуация, особенно ЧП, отражались на их карьере, так как стоящее над ними начальство расценивало такие факты как свидетельство неумелости руководства творческими союзами, будь то на районном, городском или всесоюзном уровне. В силу этого многих из них часто интересовало не столько существо дела само по себе, сколько отсутствие в нем чрезвычайной ситуации, прежде всего политического характера.

В выступлениях партийных руководителей и в передовицах газет выработался общий трафарет их построения: вначале говорилось о несомненных успехах, достигнутых под руководством партии, а потом следовал раздел критических замечаний. Это были своего рода «правила игры».

Эти «правила игры» использовали и мы, преследуя свои конкретные цели, связанные непосредственно с обновлением искусства и системой его организации, избегая касаться вопросов политики. Чисто декларативное признание руководящей роли партии иногда было неизбежным в этих беседах. Оно было необходимо прежде всего для партийного чиновника, с которым шел разговор. Без такого признания исключалась какая-либо возможность плодотворного продолжения диалога, касающегося наших больных вопросов, с просьбой о решении которых мы к нему обращались.