Умер Феофан Прокопович в 1736 году. Его последними словами были: «О, голово, голово, ума напившись, куда ся приклонишь?» Погребен архиепископ в Софийском соборе Великого Новгорода.
Современные украинские идеологи не жалуют Феофана.
«…Украинцы не должны «отрекаться» от своего земляка Прокоповича, от его богатого научного и литературного наследия, от его незаурядной личности, сформировавшейся в научно-книжной атмосфере Киево-Могилянской академии… Народ, неспособный создать собственное государство, всегда приносит в жертву какому-либо иностранному Молоху своих самых талантливых детей. Трудно сказать, что здесь причина, а что – следствие: то ли отток мозгов приводит к снижению энергии державостроительства, то ли наоборот. Результат получается один и тот же. Поэтому нет смысла осуждать Безбородъков, Гоголей, Репиных, Короленко и прочих, и прочих, и еще тысячи прочих. Лучше сделать все, чтобы современные и будущие Прокоповичи не искали себе достойного поля деятельности в Москве, Нью-Йорке или где-то в дебрях африканского континента», – писала киевская газета «День» в 2002 году.
Чей Феофан? Наш Феофан – такой, как есть. Суровый и жестокий, умевший почувствовать и властную волю, и крамолу, и талант. Недаром именно он был первым, кто отметил особый дар князя Антиоха Кантемира и спудея Михайлы Ломоносова.
Прокопович один из наиболее ярких примеров имперской карьеры выходца из Малороссии. Он не только занимал высокий пост в церковной иерархии, но и оказал непосредственное влияние на формирование таких государственных институтов Империи, как Святейший Синод, престолонаследование и самодержавная власть.
Иван Зарудный: «мазепинское» барокко на московский лад
Есть в Москве несколько зданий, построенных в царствование Петра Великого, которые не спутаешь ни с какими другими. Они как-то по-особому праздничны и иногда кажутся гостями, надолго оставшимися в Первопрестольной. В них видна рука одного очень оригинального мастера, прибывшего в Москву из Киева.
Малороссийское барокко становится «мазепинским»
Со времен митрополита Петра Могилы начинается восстановление и строительство храмов Киева, а также других городов и обителей Малороссии. Весь XVII век новые футляры появляются над Св. Софией и Михайловским монастырем Киева, веками обшарпанные строения над Ближними и Дальними пещерами приобретают современный вид. По-новому выглядят храмы Чернигова и Переяслава, а также Мгарский монастырь в Лубнах.
Всё это потрясающее великолепие превращало лежавшие в руинах со времён Батыева нашествия города Южной Руси в то, что классик назовёт позднее «взбесившимся тортом».
Вот в таких декорациях и рос в Киеве в семье казака, как утверждает ряд исследователей, Иван Зарудный. Ни о его родителях, ни о том, когда в промежутке между 1660 и 1670 годами он родился, данных не сохранилось. Считается, что учился Иван в Киево-Могилянской академии (наверняка) и где-то в Италии познавал декоративное искусство (по мнению некоторых историков).
Ни у кого из исследователей не вызывает сомнений лишь то, что вскоре после избрания гетманом Иван Мазепа взял Зарудного к себе в канцелярию.
Впервые Зарудный упоминается в делах Малороссийского приказа за 1690 годом как гонец гетмана к царю Петру, к тому времени уже избавившемуся от опеки старшей сестры, царевны Софьи Алексеевны.
И что он увидел в столице? Да тоже строительство, но не белокаменное, как в Киеве, а краснокирпичное, которое впоследствии назовут «голицынским стилем», плавно перешедшим в «нарышкинское барокко».
Совместить московские наработки с малороссийскими предстояло столичному зодчему Осипу Дмитриевичу Старцеву, которого Зарудный и привез в Киев качестве воплотителя фантазий нового гетмана. Что же было за плечами у Старцева? Учеба под руководством собственного отца, реконструкция старых церквей и теремов, царские награды «за то, что он у каменных дел цены сбавил». И, что самое главное, достройка после Парфёна Потапова трапезной Симонова монастыря.