Ему не было важно, что будет с людьми, над которыми он проводил эксперименты. Цель – сделать яд или панацею, влияющий на человеческих существ без применения магических артефактов, но лишь силой намерения или слова, взгляда. Сверхцелью же являлось создание противоядия, способного не просто нейтрализовать отравляющий или исцеляющий фактор, то есть фактор воздействия, но сделать их в принципе невозможными. Создать своего рода кокон недосягаемости, естественно, укрывающий его, и только его.

Противоядие будет создано, как только появится яд, – это базовый закон колдовства, известный и ребёнку. Но для этого труда намерения мало, необходимы подопытные экземпляры, чьи телесные и духовные переживания станут страницами неписанного гримуара истинного земного величия.

Он наблюдал процессы превращений издалека, оставаясь незамеченным кукловодом, однако то, что всё сделанное на рунах получалось как по писанному, его особенно не впечатляло, оставляя лёгкое ощущение обмана, будто за него сыграли пьесу, подготовленную им к экзамену, а высокую оценку за это получил он. Нет же, нет! Всё не то. Делиться с кем-то Митя не собирался.

Первые, ещё детские опыты интуитивного раскладывания рун давали быстрый и кратковременный эффект, но теперь совершенно перестали его занимать. Хотелось более длительной игры, многоходовки, неожиданных коллизий, и постепенно он переключился на иной метод манипулирования реальностью. С помощью собственного взгляда.

Его взгляд, это замечали все, никогда не оставлял равнодушным, заставляя как минимум обратить на себя внимание, но это как раз было ему совершенно не нужно. Он мечтал действовать незаметно, тайно внедряя в сознание людей нужные ему помыслы и заставляя действовать по своей воле и в его интересах.

На первых этапах своих практик он смог достичь лишь одного стабильного систематического результата: после его воздействий люди всегда заболевали. Если болезнь протекала легко, подопытные жертвы просто ничего не замечали, но порой случались и серьёзные заболевания, когда человек, попавший под воздействие, находился буквально между жизнью и смертью.

Добиться же системного эффекта от одних и тех же практик, как отдельно с рунами, так и с задействованием прямого взгляда, не получалось.

Пока.

Но Митя всегда добивался того, чего желал.

Про таких, как он, говорят либо «не от мира сего», либо «тормоз». Собственно, последнее определение прицепилось к нему ещё в школе, когда из симпатичного мальчика с чересчур яркими глазами стального оттенка он превратился в щуплого, прыщавого и некрасивого подростка. Внешнее преображение, произошедшее тогда, как это обычно бывает у детей, за одно лето, не было бы столь удручающим, если бы не другая, куда более неприятная его особенность. По сравнению со своими сверстниками и одноклассниками Митя был умён. Интеллектуально высокоразвит, начитан, свободно говорил на немецком и английском языках. Детям было некомфортно с ним общаться, потому что он пока не умел скрывать, что «читает» их, как с листа. Разгадывает все их секреты и видит подноготную всех их переживаний, как мощный рентген. Ему же самому было неинтересно с ровесниками, а их нелепые переживания казались стыдными и не нужными человеку.

Ему никогда не бывало одиноко. С самим собой, в мире собственных фантазий он постоянно забредал всё в новые «коридоры», блуждая в которых обнаруживал интересные открытия. Однако самым главным интересом Мити был его собственный дед, а точнее, те тайны, что он хранил в своей комнате, недоступной для остальных домочадцев. Естественно, именно эта недоступность привлекала мальчика больше всего. У Андрея Васильевича Цветова, старого комитетчика, прошедшего войну и пережившего многие режимы, в комнате царил идеальный порядок и практически абсолютная универсальность, как будто намеренно стёршая малейшую индивидуальность с покоев хозяина. Массивный письменный стол, напоминающий закрытый гроб, блестел полированной поверхностью без малейших пылинок, а посреди него, на самом видном месте стоял матовый макет человеческого мозга из слоновой кости. Маленьким, Митя любил «гулять» по лабиринтам этой странной статуэтки, водя пальцам по рытвинам. Дед позволял, внимательно наблюдая за внуком. Интересный растёт мальчик, достойное продолжение, удовлетворённо отмечал он про себя.